Княже мой, княже

Если бы не ситуация, в которой Эвана куда больше заботило, сколько ещё недель он проживёт, он бы с радостью взялся за предложенный проект. Но сейчас по всему выходило, что до конца он его уже не доведёт.

К тому же королева хотела делать представительство смешанным – что означало неизбежное наличие корсов в числе послов.

Последним аргументом, который для Эвана говорил скорее в пользу этого дела, чем против него, были категорические и бесконечные возражения леди Эстель. Кажется, она так и не смогла привыкнуть к тому, что она больше не жена князя Аргайл, и слишком близко к сердцу принимала чужие дела.

Эван сталкивался с этим не в первый раз и твёрдо знал, что единственный способ пресечь возражения на корню – сделать наоборот. Поэтому он на следующий же день после разговора с названной матерью взялся разбирать запросы, которые откладывал до сих пор.

Вечером он бросил дело недоделанным, а на утро обнаружил множество нестыковок в сметах, которые уводили дело далеко в сторону и существенно замедляли его. Начав разбираться что к чему, он основательно увяз в той работе, которую, с его точки зрения, должен был делать секретарь, но которую в этих условиях не получалось доверить никому. Ближе к двенадцати часам, выслушав сбивчивые объяснения Уезерли как и что с цифрами произошло, он всё-таки вернул бумаги ему и стал спускаться на первый этаж.

Теперь же, когда он стал садиться за работу в третий раз, мысли его раз за разом поворачивались к недавнему разговору – и Эван раз за разом думал, что более идиотски поговорить было нельзя.

Всё, что он высказал Энзо, давно уже крутилось у него в голове. Мальчик ему нравился, мальчик казался не только красивым, но и любящим. Но как можно было верить хоть чему-то из его слов, зная, что то же самое он говорил другим уже десятки раз?

Иногда – пожалуй, даже почти всегда – Эван предпочитал этих мыслей не замечать. Ему осталось не так много, чтобы заниматься самокопанием.

Однако время от времени сомнения всё равно возвращались к нему, и тут уже избавиться от них Эван никак не мог.

Масло в огонь подливали другие обитатели дома, едва ли не в один голос - напрямую или косвенно - говорившие о том, что Энзо использует его. Эван понимал, что они попросту боятся, что он напишет завещание на мальчика. Что было глупо – ему бы и в голову никогда не пришло так распоряжаться деньгами, которые лишь формально принадлежали ему, а на деле были всем наследием клана Аргайлов.

Окружавшие его люди, впрочем, мыслили явно иначе – и тем сложнее было Эвану написать завещание на кого-то из них. Абсолютно очевидным было то, что фамилия Аргайл не значит для них ничего.

Эти размышления, как и многие другие, Эван откладывал, пока Энзо был рядом с ним. Он, кажется, уже смирился с тем, что впереди у него не было ничего кроме нескольких недель, большую часть которых ему, видимо, предстояло провести в постели.

С наступлением холодов кашель с новой силой навалился на него, и теперь грудь болела ещё и днём. Чай, который давал Энзо, немного снимал эту боль, но все три дня, что Эван сидел с бумагами, разругавшись с Энзо, тот не приносил его и вообще никак не показывался князю на глаза.

К вечеру третьего дня Эван уже не мог вспомнить, в чём заключалась причина ссоры. В четыре часа он вызвал к себе дворецкого и потребовал сделать ему чай – такой же, как делал Рафаэль.

Через несколько минут чашка стояла у него на столе, но напиток не лез в горло – он был абсолютно не такой.

Эван всё же выпил его залпом и, сделав последнюю попытку сосредоточиться, решил подняться на третий этаж.

Стучаться в дверь мальчишки-приживалы самому было невероятно глупо. И в то же время ещё более глупым было бы послать к нему слугу. Эван чувствовал, что не хочет пускать в их отношения никого.

Он постучал, но ему никто не открыл. Тогда Эван постучал ещё раз и, так и не дождавшись ответа, просто вошёл. Побродил немного по комнате, пребывавшей в необычном для Энзо беспорядке, и, приоткрыв дверь в спальню, остановился, заглядывая в щель.

Энзо лежал на постели к нему спиной и обнимал одеяло. Копна чёрных волос разметалась по подушкам. Там, где из-под них виднелось небольшое ушко, кожа юноши казалась ещё более бледной, чем всегда. В самой спальне царили сумерки, всё выглядело серым, и по щеке Эвана пробежал неприятный влажный холодок.

- Почему не натоплен камин? – вслух спросил он.

Энзо дёрнулся и резко сел. Молниеносным движением тонких рук откинул на спину волосы и тут же прошёлся по ним, приглаживая.

- Князь… - растерянно сказал он и замолк, глядя на Эвана, стоящего в дверях.

Эван провёл по стене рукой, включая свет, и под потолком замерцал небольшой огонёк.

Энзо тут же начал тереть глаза. Эван осмотрелся кругом. Спальня выглядела так, будто в ней дня три никто не убирал.

- Я подожду тебя в гостиной, - сказал он.

Энзо кивнул, и Эван шагнул назад.

Прошло несколько минут, прежде чем юноша, собрав волосы в хвост и накинув поверх сорочки халат, выбрался вслед за ним.

- Простите, - сказал он, - я вас не ждал.

- Ты должен быть всегда готов. Таков был договор.