Княжеская школа магии (СИ)

Играет громко музыка. Ракета кайфует в тачке. Петрович пытается раскачаться на канате, чтобы выпрыгнуть. Парус медленно опускает машину. Щелкунчик продолжает грызть дерево. Пушкин ругается с Гоголяном и Топором, потому что те ржут над его танцем деревенского алкаша. Федя Топор доводит Пушкина до состояния, когда тот уже готов вызвать Топора на дуэль. Другие наблюдают за машиной, как какие-то наркоманы, ибо вообще не реагируют на крики, споры и громкую музыку.

И вот здесь случается непоправимое: Федя толкает Санька, но тот падает не на землю, а на Лермонтова, а уже потом оба падают на землю. И в этот же момент Петрович прыгает на крышу Пежо 607. Так как контроль над белыми парусами потерян, машина летит вниз… пусть и с полуторного этажа, но этого достаточно, чтобы разбить машину.

Заревела сигнализация.

— Пиздец на хуй блядь! — рванул я к машине… даже забыл схватиться за голову, как это обычно принято у пацанов, чтобы создать актёрскую картину, насколько всё плохо.

Времени не было на такое, ибо Ракета и Петрович в опасности.

— Всё хорошо! — крикнул Гагарин. Парнишка вырубил сигнализацию, а вместе с ней вырубилась и музыка. — Со мной всё в порядке.

— Со мной тоже, — поднял вверх левую руку Пётр Великий, который «лёжа медитировал» на крыше Пежо.

— Фух, сука!.. — вздохнул я.

Подойдя к Топору и Пушкину, я дал обоим леща.

— Дебилы конченые! А если бы с вашими одноклассниками что-то случилось?!

— Так а Гоголян на что?

— Да заебал ты со своим Гоголяном, Санёк! Представь, что его нет. Кроме того, машину он не восстановит.

— Но никто не узнает, что это сделали мы, если никто об этом не расскажет, а мы скроемся раньше, чем кто-то обнаружит эту машину, — встрял Жуков.

Гагарин уже было начал вылеза́ть из тачки, как я сказал:

— Стоять, Ракета. Тачка живая?

— Вполне. Немного помялась, но ездить может… почти. Я так понял, что Вы хотите припарковать её на своё…

— Да, на своё место, — перебил я. — Парус, давай… помоги Ракете. А вы все встали и смотрите! — гаркнул я. — И заберите этого придурка, — указал я на Чайковского, — пока он дерево не повалил на школу.

В этот момент мне самому пришла гениальная идея.

— Пацаны! — крикнул я на эмоциях. — Отмена! То есть нет, не отмена. Парус, давай быстрее поднимай в воздух тачку, а ты, Ракета, паркуй её. Вы же, — обратился я к остальным, — отвалили нахрен отсюда. Щелкунчик! — громко позвал я парня. — Дуй сюда!

Чайковский оставил дерево в покое и быстренько прибежал ко мне.

— Короче, хочешь заслужить право говорить со мной на «Ты»?

— Нет. Я ведь ещё в классе сказал, что мне больше нравится вариант с Хиро Мацумото, а не с Димоном, — озадачил меня Чайковский.

— Ты, блядь, издеваешься?!

— Нет, Хиро Мацумото. Я говорю правду.

— Димон, так ты проверь его через свой талант, — подключился Толстый.

— А ну заткнулись нахрен все! — что-то меня снова прорвало.

Я попытался успокоиться. Глубоко подышал и сказал:

— Так, парни, всё нормально. Я не злюсь. Ты, — указал я на Чайковского, — пиздуешь грызть дерево, чтобы оно упало ровно на тачку. Вы, — указал на Гагарина и Петра Великого, — сваливаете с тачки, как закончите. А вы, — указал я на Топора, Гоголяна и Пушку, — не мешаете Парусу доделать то, что он доделывает. Всем всё ясно?

— Да, — ответили одиннадцать рыл. Парус был занят тачкой.

***

Всё-таки есть в мире справедливость, потому что уже через десять минут мы сидели на газоне школьного стадиона. Дуб упал на машину, а кто-что — никто не знает.

Кстати, это был не тот дуб, на котором кот учёный ходит по цепи кругом. Нет, это был другой дуб, которых росло очень и очень много вокруг школы… чему я рад, признаюсь.

— Камер там точно нет? — спросил я у Жукова.

— Да нет там ничего, Хиро Мацумото. Можете не волноваться. Если бы они там были, то я бы придумал какой-то другой способ воровства мяча.

— Мы не воровали, а одолжили… вот только не предупредили об этом, — улыбнулся я. — Кстати, Петрович, в зале кто-то был?

— Нет. Так ведь погода хорошая, Хиро Мацумото. Какой зал в начале сентября. Все на улице занимаются.

— Что-то не вижу, чтобы кто-то был на улице.

— А это потому, что ни у кого нет уроков уличных сейчас, — выдал Пушкин. Но сделал он это так, будто что-то скрывал.

Я, конечно, не телепат по жизни настоящей, но мелкий что-то затеял. И мне это не нравилось.

— Пушка, ты же помнишь, о чём я с тобой говорил перед столовкой?

— Помню, Хиро Мацумото. — Волосатик задумался. — Постойте, Вы меня в чём-то обвинить хотите?!

— Нет. Проехали. Идём играть в футбол.

— А мы, между прочим, справились до конца четвёртого урока, — подтянулся Химик.

Он как раз шёл шестым, то бишь последним пацаном во втором ряду. И мне сразу пришла мысль, что поделю парней на две команды по шесть человек: первый, второй ряд и третий, четвёртый.

— Итак, пацаны, делимся на две команды! — громко заявил я, отдав мячик Гоголю. — Начиная с Гоголяна и заканчивая Химиком — это команда Красных. От Феди Топора и до Жука — команда Синих.

— Димон, а кто на воротах стои́т? Кто судья? Кто капитан? — начал Толстый.