Княжья воля

Если б на месте век постояли.

Тихие слезы Тихому Дону,

Долго не видеть матери сына,

Как не крепиться батьке седому,

Слезы тихонько сползут на щетину…

Я замолчал, проглотив подступивший к горлу комок. И Мигач и Третьяк бросили грести, во все глаза уставились на меня как на чудо-невидаль. Млада так и вовсе рот открыла, будто хотела продолжить мою песню да не знала слов. Проплывающий в это время мимо нас рыбак в крохотной лодчонке одноместке чуть шею не сломал, так долго на нас оборачивался.

- Спой еще, Стяр! Я ничего подобного в жизни не слыхал, - проморгавшись от культурного шока, запросил Мигач.

- Концерт окончен, - заявил я отвыкший от внимания благодарных слушателей. Эх, не знают бедные селяне что бы сейчас я вытворил, окажись в моих руках добрая шестиструночка! На все сборы помимо спортивного инвентаря я таскал с собой видавшую виды, доставшуюся от отца гитару. И репертуар был у меня за пазухой приличный, в том числе и буржуинский рок в лице битлов, цеппелинов и темно-пурпурных на языке оригинала. Мое исполнительское мастерство в узких кругах пользовалось определенным успехом. Мог бы, кстати, неплохие бабки тут заколачивать в роли странствующего трубадура или как здесь их называют. Если сразу на костре не сожгут как колдуна…

- Говорили мне, что ты не обычный человек, не верил. Теперь сам убедился, - крякнув, прижимая к груди весло, сказал Мигач.

- Чем же я так необычен?

- Словечки болтаешь чудные, песни поешь складные лучше любого сказителя, урманов одной голой рукой кладешь, с виду тихий, а в гневе страшен…

Я громко хмыкнул. Наткнулся глазами на выразительный взгляд Младины. Вот кто, небось, все разболтал, да еще Одинец, у которого за зубами ничего не держится. Пока я с дулебами на берегу перетирал, успели нахвастать темному лесовику с кем его свела проказница судьба.

- Вообще-то, я белый и пушистый, мухи не обижу, если она мне на голову срать не сядет. А песня не моя. Гребите давайте, скоро поворот в протоку. И дорогу запоминай получше.

- Запомню, не дурной, - проворчал Мигач.

На разбойничью заимку пришли когда в лесу поселился неуютный сумрак. Резко посвежело, ветер шумел в кронах без перерыва. Как бы дождик ночью не собрался, под крышу единственной землянки мы всей гурьбой не засунемся. Быстро наломали сучьев, развели костерок чуть поодаль от прежнего места, где промокшей от недавних ливней грудой бугрились поражающие обоняние останки погребального сожжения.

При свете двух факелов в руках Жилы и Первака Мигач осмотрел и почистил раны Невула. Затем кривой рыбьей костью вместо иглы и тонкой нитью из растительных материалов сноровисто заштопал обе дырки в теле долговязого лучника. Во время процедуры Невул кряхтел и строил страшные гримасы, но от обезболивающего удара дубиной по голове дальновидно отказался. На свежие швы под повязки Мигач подсунул листочки какой-то травы, но точно не подорожника.

Закончив с Невулом, повечеряли, сразу ополовинив запасы съестного. Приложились к шитому из кожи бурдючку с хмельным кваском, любезно предоставленным Лунем и стали раскладываться на ночевку, но перед тем я огласил свое распоряжение никому не покидать расположения в течении ночи и всего следующего дня. Сторожей выставлять не стали, но Жилу с Одинцом я озадачил спать в пол-глаза. Хоть и подцепил я смолян на крючок, а все же…

Спать под открытым небом люди собрались привычные. Кроме нас с Младиной. Поэтому мы без возражений со стороны спутников обосновались под крышей пропахшего сыростью и пылью земляного убежища, не забыв прихватить с собой страдающего от боли в растревоженных ранах Невула. Там два топчана, нам хватит.

Едва умостив голову на сложенный втрое старый мешок, я нырнул во временное небытие.

- Где смоляне? - выбравшись утром из землянки набросился я на Одинца, едва заметив, что в лагере отсутствуют Первак с Втораком.

Продрых я, однако, опять дольше всех. Стрелки «Роллекса» уверенно приближались к десяти. Костер горит, пятеро рядом ошиваются, один на боку лежит, двоих нету.

- На охоту ушли, - заявил излишне шустрый паренек отведенный мной в сторонку от общего скопища.

- На какую еще охоту? С дубинами и с ножами?

- Я, батька, в прошлый раз немного оружия припрятал, что с них нападало, - Одинец указал на погребальное пепелище. - Три ножа, два топорика и лук. Плохонький, но сказали и такой сойдет.

- А стрелы они где взяли?

- Сделали, Стяр, ты чего? - удивился Одинец. - Горсть наконечников тут тоже завалялась. Будут скоро, в этом лесу дичины хоть отбавляй.

- А кому было сказано не покидать располагу, Пушкину что ли?

- Так они и не покинули, говорю же, на охоту ушли…

В глазах потемнело от ярости. Я сгреб Одинца за шиворот, подволок правым, еще синим от побоев ухом к своим губам.

- Слушай ты, деятель, - зашипел я, - если они сейчас по вашему раздолбайству сюда Шибая приведут, чего делать будем? А?

Одинец поник и скукожился, но не пытался убрать ухо от моего горячего шепота.

- Вам спиногрызам еды мало? Еще раз кто-нибудь ослушается приказа - вниз башкой повешу на первом же дереве! Или прямо сейчас с тебя и начать?