Княжич

Я отошел от нее ошеломленный и некоторое время стоял неподвижно, точно меня облили ледяной водой и я превратился в ледышку. Потом слух стал возвращаться ко мне. Я услышал, как Вельва подозвала к себе Орма. Как она что-то быстро стала говорить ему. Я смог расслышать только несколько имен. Сначала Торбьерна. Потом какого-то Эйрика Рыжего. Затем что-то про Зеленую землю[131]. А потом я уловил и свое имя.

Сначала Орм слушал спокойно. Но когда мое имя было произнесено, он начал нервничать. Даже попытался возразить, но Вельва так взглянула на него, что он сразу замолчал и покорно склонил голову.

Потом Орм повернулся. Посмотрел на меня тоскливо и сказал:

— Я, Орм, сын Хальвдана, с Орлиной скалы, даю вольную своему трэлю. Отныне пусть все зовут его по имени…

— Добрый, сын Мала, — тихо подсказала ему прорицательница.

— Добрый, сын Мала! — громко повторил викинг и выбежал из дома на мороз, громко хлопнув дверью…

11 июня 944 г.

Новгородское торжище гудело не хуже пчелиного роя. Кто-то нахваливал свои холсты, кто-то торговался до хрипоты, кто-то ругался. А я сидел и улыбался, словно безумный. Слаще любой музыки мне был этот гомон толпы…

Я не встречал Орма с того вечера, когда Вельва сделала свое предсказание. Правда, Халльдис часто навещала меня, и от нее я знал, что викинг справляется обо мне, но не желает меня видеть. Я стал вольным, и все называли меня только по имени. Но почему-то это не слишком радовало. Может быть, потому, что и раньше со мной не обращались, как с трэлем, а может, скучал по своему бывшему хозяину?

Так я и жил в поселении Торбьерна. Потихоньку лечил людей и ждал, когда же появится обещанная Торбьерг возможность вернуться на родину. И вот однажды такая возможность представилась.

Эйнар, сына Торгейра, зашел на своем кнорре в бухту у Купального склона в конце месяца эггтид[132]. Его путь лежал в Гардерику. Ко мне домой. Он вез на продажу мечи, наконечники для стрел и копий в Хольмгард. Там он договорился с кем-то о крупной сделке, еще в прошлом году, и теперь спешил выполнить свои обязательства.

Он с удовольствием взял меня с собой в качестве толмача.

Накануне отплытия я не выдержал, побежал к Орлиной скале. Я знал, что Орм сильно рассердится, увидев меня, но уйти, не попрощавшись, просто не мог.

Но Орм не рассердился. Наоборот, встреча оказалась бурной. Было много выпито и съедено. Весь вечер Орм шутил, вспоминая, как впервые увидел меня. Как учил уму-разуму. Как перепугался, когда я вдруг заговорил. Как мы вместе слушали песню моря…

И Халльдис суетилась, точно мать, которая провожает сына в дальнюю дорогу…

А на рассвете, когда они с Халльдис вышли меня провожать, он вдруг обнял меня крепко. Постоял так немного, а потом сказал горько:

— Теперь меня навсегда оставит удача, — развернулся и, опустив голову, побрел к дому…

Больше я его никогда не видел. И уже никогда не увижу. Могучего Орма. Страшного видом, но чистого, как та слеза, которая на вкус, как море. Большого Человека с душой ребенка…

Я считал дни…

Я все время сидел на носу кнорра и смотрел вдаль…

Я ждал, когда же вдали появится желанный берег…

Нам снова везло. Ветер был попутным, и кнорр весело бежал навстречу восходящему солнцу. А мне казалось, что мы еле плетемся, что устье Нево-реки никогда не покажется. Только я напрасно переживал…

Сначала мы зашли в Неву. Затем прошли по Ладожскому озеру, которое мало чем отличалось от моря. Разве что вода в нем была не соленая да по берегам поднимались леса.

Я знал, что до моих родных пущей и боров еще очень далеко. Что в здешних краях живут не древляне, а словены. Но все равно с жадностью вглядывался в берега: а вдруг сейчас из чащи выйдет Белорев, который в поисках своих трав забрел так далеко на полночь. Но нет, не было видно знахаря. Только лоси да медведи выходили к озеру на водопой…

А потом была Ладога-град. И я чуть не закричал от счастья, когда услышал родную сердцу речь…

Крепкий мужичок, принимая от меня канат, прошелся по всей моей родне до пятого колена, когда я нечаянно засветил ему концом каната по лбу.

Каково же было его удивление, когда я ответил ему не менее заковыристым словцом, а спрыгнув на пристань, обнял его и расцеловал…

И вот теперь Нова-город. Или, как его называют викинги, Хольмгард. Красивый большой город. Больше нашего Коростеня будет.

И торжище шумное.

Уже два дня мы ждем покупателя. Я бы давно ушел, но не могу, обещал Эйнару, что помогу со сделкой. А покупателя все нет. И отлучиться тоже нельзя — а вдруг придет? Где искать-то меня? Торжище большое…

А в лавке душно. Я уж и подремывать начал. Уж и сны красивые про дом стали сниться…

Вдруг слышу:

— Эй, есть кто живой?

И второй голос сквозь сон:

— А мы в ту лавку-то зашли?

— В ту, — отвечает первый. — Вон и рыба синяя над входом привешена.

— Батя, смотри, кажись, уснул варяжина.

— А может, помер?

— А ты проверь. За плечо потряси.