Княжич

— «И спросил Богумир Учителя Мудрости[143], как же быть с гостем непрошеным? И ответил Лесной Хозяин[144]: „Гость непрошеный тоже гость. Прими его, как желанного. Накорми. Напои его. Спать уложи, коль остаться пожелает. Утром в путь проводи"…» Так ли поступила княгиня Древлянская? — оторвался Гостомысл от чтения и спросил у веча.

— Точно так, — ответили люди.

— Да будет так, — кивнул ведун. Перевернул еще одну доску. Губами пошевелил,

разбирая написанное. Потом огласил:

— «…аще ты гость, и принял тебя хозяин, как Правь требует, веди себя скромно. Разора хозяину не чини. Богов его уважай. Предков его чти. Жену почитай. Чад не бей…» Так ли поступил Ингварь, князь Киевский? — снова спросил ведун у веча.

— Нет! — закричали люди.

— Да будет так, — кивнул ведун и продолжил: — «…аще ты нарушил Правью данный закон. Злым ответил на предоброе. Дом хозяйский разорил. Жену его с чадами побил или жизни лишил… будет тебе кара смертная. Кара жестокая. Бо не гостю так поступать позволено, но захватчику». — Ведун закончил читать, сложил досочки вместе и спрятал складень в суму. — Был ли захватчиком в Коростене Ингварь Киевский? — посмотрел ведун на Путяту.

— Нет, — сказал Путята. — Княгиня его встретить вышла. За столы пригласила. И его, и людей его. С конем в поводу Ингварь в город зашел. Гостем, но не захватчиком. Тому много свидетелей есть. — Болярин показал рукой на Яруна со Смирным.

Те закивали, подтверждая.

— Да будет так… — сказал Гостомысл.

Он поклонился до земли вечу. Повернулся к отцу и сказал:

— Ты теперь знаешь, что говорит Веда Прави. Тебе, Малу Древлянскому, решать, какой смертью лютой будем казнить во Зле уличенного?

Притих народ.

— Казнить будем, как дедами завещано. Как казнить должно убийц и охальников.

— Да будет так…

22 сентября 945 г.

Ночь выдалась холодная. Оно и понятно. Осень.

В эту ночь Ингваря на лодке перевезли на другой берег Ужа. Завели в дом Даждьбога, чтобы смог каган Киевский в последний раз требу принести своим богам. Долго молился Ингварь. Потом сам к древлянам вышел. Руки вперед вытянул, чтобы снова связали его.

Только к утру довели кагана до места казни. Остановили Ингваря у подножия высокого крутояра. Днем с него далеко было видать. Почитай, вся земля Древлянская была словно на ладони. А сейчас даже звезд от костров не видно.

Здесь уже суетились отроки.

Крепкими веревками обвязали они верхушки двух берез, растущих на крутом яру. На высоком косогоре. Притянули к земле. Привязали веревки к подножию могучего дуба. Прикрепили четыре петли. По две на каждую натянутую, словно тетива, веревку. Еще костры подпалили. Много костров. Так, что на поляне стало светло как днем.

Младшие ведуны, пришедшие со всей земли Древлянской, тоже были здесь. Корогодом встали они вокруг крутояра. Кощуны запели. Гостомысл на камне алатырном травы духмяные жег.

Народ уже собрался, и светать стало. Ингваря на крутояр вывели.

Закричал он сильно, когда понял, какую казнь ему принять суждено. От крика заложило уши. О, Даждьбоже, как он кричал, этот каган! Я даже не знал, что так кричать можно…

Вру.

Знал.

Давно.

В детстве.

Сам так кричал, когда волк ушел.

А я стоял. Один среди леса. Один среди Мира.

И боялся. Боялся. Боялся…

Ингваря быстро успокоили. Белорев напоил его снадобьем, которым меня после того гона отпаивал. От него пусто делается. Ой как пусто. И безразлично. Засыпать с тем снадобьем хорошо.

Но не уснул Ингварь. Да и как тут уснешь, если сейчас твоя жизнь кончится. Но кричать каган перестал. На землю лег. Позволил руки и ноги свои в петли просунуть.

Притихли люди. Ярче вспыхнули костры. Громче запели ведуны.

Давно, очень давно Даждьбог человеческой жертвы не получал. Еще прадед Мала Древлянского запретил подобное. И ведуны тогда согласились. Лучше за пленника выкуп получить или холопом пусть отработает, чем зараз жизни лишать. И Даждьбог не обиделся. Видно, хватало ему вороньей крови да дыма от пиров жертвенных[145]. И вот теперь случай представился окропить алатырный камень кровью врага земли Древлянской. Как такое не попользовать?

Оттого ведуны и старались. Звали Даждьбога. Славили силу его. И справедливость его. Люди сначала притопывать начали. Под кощуны ноги сами топали. Потом ладонь об ладонь бить стали. Потом не выдержал кто-то, подпевать ведунам начал. И другие подхватили.

Я и не заметил, как приплясывать вместе с остальными стал. Руками хлопать. Ногами топать…

Даждь Боже долюшки,

Свет — Белосветушко!

Солнце — Даждьбожушко,

Мы — твои детушки!

Речь реку — луч плету,

Жгуч пламень, знамя — дым!

Сварга Триславная,

Солнце Трисветлое!

Ярь златовейная,

Сила рассветная!

Слава![146]

Первый луч нового дня прорвался сквозь предрассветные облака. По глазам ударил…

Застыли люди, пораженные красотой…

— К тебе иду, мама… — прошептал каган Киевский Игорь Рюрикович.

Ударил топором острым князь Древлянский, Мал Нискинич, по веревке, вокруг дуба обмотанной.