Княжич, князь

– Хотко, сейчас солнце взойдет, туман рассеется. Ты у нас самый востроглазый – оглядишься со своими людьми еще разок. Братия монастырские лишь часть оружия собрали, всё прочее подберите до последней мелочи, потом надобно будет доставить в обитель.

Хотко кивнул согласно:

– Павшего воина надлежит хоронить со всем, что было при нем.

– Наши обычаи отца Варнавы не касаются, ему другое важно.

– Ратиборе, – опять заговорил первый, протягивая в сторону руку, – я приметил, что вон в том орешнике…

– Общий совет – лишь по возвращении. Не забыл? Или это не подождет?

– Подождет, Ратиборе. Прости.

– Прощаю. Теперь все домой. Хотко, ты со своим полудесятком остаешься.

***

Мир был белым. Густо пах липовым цветом и воском. А еще щебетал по-птичьи да приговаривал время от времени медным голосом недалекого колокола.

– Очнулся, я гляжу, – обрадованно сказал кто-то совсем рядом. – Ну, слава тебе, Господи!

Княжич Ягдар перевел взгляд с белого сводчатого потолка в сторону говорившего. Голова была чем-то основательно стянута, двигалась с трудом. При ее повороте в правый висок немедленно постучалась боль. У растворенного окошка обнаружился сидящий на коротконогом стольце молодой послушник с рыжеватым пухом на подбородке и раскрытой книгой на коленях.

– Где я?

Сиделец аккуратно заложил страницу вышитой крестами закладкой, захлопнул книгу и столь же аккуратно уставил ее на полочку:

– Ставропигиальная обитель в честь Преображения Господня. Третьего дня тебя, княжиче, посередь ночи привезли беспамятного. Сейчас-то как чувствуешь себя?

Княжич скосил глаза на правую руку и грудь, спеленутые чем-то пропитанными и остро пахнущими полотняными лентами, с осторожностью попробовал пошевелить поочередно разными частями тела. Покривился – некоторые движения отзывались болью за ребрами, а пальцы правой руки под обмотками и вовсе ощущались будто не своими.

– Живым себя чувствую – да и слава Богу за то.

– Крещен, я так разумею. А истинно имя каково?

– Кирилл.

– А я – Лука. Наверное, есть хочешь?

– Еще и как.

– Мигом обернусь. Ты это… полежи пока, ага?

Княжич Ягдар-Кирилл пожал плечами, насколько позволяли пелены, и слабо усмехнулся. Брат Лука упорхнул.

Он вздохнул, закрывая глаза.

Ждать пришлось недолго, вскоре за дверью послышались шаги. В келью, пригнувшись на входе, стремительно вошел статный черноволосый монах в мантии, клобуке и с пятиконечным кипарисовым крестом на груди.

– Здравствовать тебе, княжиче! – проговорил он негромким звучным голосом. – Я – игумен Варнава, настоятель сей обители.

– Благословите, отче, – Кирилл завозился, неловко попытался приподняться.

– Лежи, лежи! – властно остановил его отец Варнава, благословляя и подавая для поцелуя жесткую кисть руки. – Вначале потрапезничаешь, а уж после беседовать станем – или по-иному пожелаешь?

Он повернулся в сторону вошедшего следом брата Луки. Сиделец бережно прижимал к груди низкую плетеную корзинку с парой дымящихся горшочков, большой глиняной кружкой под крышкой и горкой хлебных ломтей.

– После. Э… То есть, поем после, – сказал княжич стесненно. – Говорите, отче.

Настоятель сотворил быстрый знак креста. Лука осторожно опустил принесенное на поставец рядом с изголовьем, поклонился и вышел, неслышно прикрывши дверь за собою. Отец Варнава придвинул столец поближе, присел. Голубые глаза из-под густых черных бровей цепко ухватили взгляд Кирилла:

– Стало быть, ты Ягдар-Кирилл Вукович… Таинное, истинное имя отца каково?

– Иоанн. Э… Князь Гуровский и Белецкий.

– Верно, верно… Ведом мне твой отец, изрядно ведом – некогда в юнаках у князя Турянского вместе пребывали, да и после…. Возможно, удивишься, но тебя, княжиче, такоже вижу не впервые. Если не ошибаюсь, последний раз довелось пять лет назад без малого. Возмужал-то как, изменился – даже и не узнать сейчас.

– А я отчего-то совсем не помню вас, отче! – с некоторым смущением ответил Кирилл.

– Не должен и не можешь помнить – дело далеко за полночь было, спал ты уже крепко. Вуку тогда захотелось похвастать младшим, которого я еще не видел. Родительская гордость, понимаешь ли… Он лишь ненадолго дверь к тебе приотворил – показать. Вот только запамятовал я: то ли наверху твоя светелка была, то ли внизу?

– Наверху, отче.

– И это верно.

Кириллу показался странноватым вопрос о точном месторасположении его светелки, а еще ему стало любопытно, почему или зачем настоятель монастыря очутился в их доме глубокой ночью. Он приоткрыл было рот, но из стеснения передумав, осторожно откашлялся. Этого определенно не стоило делать: под ребрами мгновенно отозвалось болью.

– Так какими же судьбами, княжиче, ты бой близ нашей обители принял? Путь к нам держал?

– Да. Послание отцовское вез с собою.

– Вот как. И где ж оно?

– С изнанки поддоспешника на груди кишень потаенная имеется, в ней... Я при полном доспехе был, когда братия меня еще там, в лесу, в сознание привели. Хорошо это помню! – Кирилл забеспокоился, оторвал голову от подушки. Отец Варнава остановил его повелительным движением руки. – Кто да где раздевал после того – не ведаю, уже опять в беспамятстве пребывал. Велите сыскать, отче!