– Да ну просто всё-всё-всё! Ягдар, а ты когда вернулся? Сегодня?
– Вчера к ночи. Так изломался в седле, что еле-еле смог до постели доковылять.
– Ягдар, а я потом каждый вечер опять звала, звала тебя, а увидеть почему-то никак не удавалось.
– И у меня не получалось, хоть и пытался не единожды.
– Я после того первого раза к Белому Ворону побежала радостью поделиться, а он вдруг словно опечалился. Даже в лице переменился. Как думаешь, отчего?
Кирилл дернул плечом:
– Кто знает? А Ворон меня давеча к себе зазвал.
– Бают, дом Белого Отца в какой-то Диевой Котловине. Даже и не ведаю, где это. А как же ты ко мне поспел так скоро?
– Нет, я был не там. В этой… избушке на курьей ноге, – Кирилл помахал рукой. – Вон в той стороне она. Да ты, я мыслю, и сама знать должна.
– Ага, знаю. Вот это да! Он же в нее никого и никогда не зазывал.
– Тогда выходит, я первый.
– Здорово… А что там внутри? А чего Ворон от тебя хотел?
– Избушка как избушка. А чего Ворон хотел – я, правду сказать, так до конца и не понял. Видана, а я стал дни считать, лишь только мы в путь отправились – семь, шесть, пять, четыре…
– Ягдар, а когда ты уехал, после с отцом ли говорю, с матушкою, делаю ли что, – а предо мною ты стоишь. И смотришь так…
– Как?
– Ну так… – Видана быстро отвернулась и защебетала в сторону:
– Ягдар, гляди: а вон там камушек голубоватый, а на нем рядышком две малюсенькие ящерки на солнышке греются! Не иначе как сестрицы друг дружке.
– Камушек голубоватый… О Господи… – пробормотал Кирилл, начиная судорожно отстегивать на груди отворот кафтана. – Да что ж с головою-то у меня нынче?
В сердцах полуоборвав заупрямившийся крючок, сунул руку за пазуху:
– Видана, а это тебе. Вот…
Пальцы разжались – на ладони открылся серебряный перстенек с бирюзовым камушком-глазком.
– Ой, Ягдар…
– Я это… Так задумывал, чтобы и к сарафану твоему лазоревому, и глазам твоим…
Видана завороженно-медленно надела перстенек на палец, опустила веки. Столь же медленно потянулась к Кириллу. Он почувствовал, что его сердце сорвалось вниз и, увлекая за собою разум, стремительно понеслось в бездну.
Видана отпрыгнула, рассмеялась незнакомо. Закружилась-запела, отставив руку да любуясь подарком:
– Мой, мой, мой!
Кирилл осознал, что к нему постепенно возвращаются способности дышать, связно мыслить и владеть собственным лицом.
– Видана…
– Аюшки? Мой, мой, мой!
– А кто именно твой-то? – решился спросить он, несколько вернувшись в себя и поднабравшись храбрости. – Перстенек или я?
– А вот и не скажу. А ты его в дороге купил или там, куда ездил?
– В Белой Кринице, ага. Князь Стерх нас приглашал – как бы это сказать? – суд свой с ним разделить. Ну и еще для некоторых дел своих.
– Суд… Ого. Вон ты какой у меня… И что?
– Да пригодился я, знаешь ли. Можно даже молвить, изрядно пригодился. Там прямо-таки целая история вышла – и со мною, и с перстеньком этим. Хочешь, расскажу?
– А можно, я сама погляжу? – встав на цыпочки, она ухватила Кирилла за плечи, ее глаза приблизились.
– Ну… Да, конечно.
– Ты сам ничего не вспоминай, не надобно, только весь как будто распахнись да растворись предо мною.
– Да знаю я, знаю.
– Голову пониже наклони, а то не дотянуться мне…
Видана опустила веки и коснулась своим лбом чела Кирилла. И тут же рванулась на волю цветастая круговерть, в которой завертелись-замелькали небесная синева, сумрачная зелень леса, белый шатер, звезды в озере, изящные руки и широкополая мягкая шляпа брата Хезекайи, золотые блики на куполах Белой Криницы, ухмыляющийся Держан, хлебосольный стол князя Стерха, райские птицы на богатой ферязи, страх в распахнутых глазах Избора, толстая Малуша, княжна Светава в развилке липовых ветвей, невероятный прыжок брата Иова, маленький голый гильдеец на краю бассейна, пряничный поповский терем, голос в ночи…
Маленькие ладошки внезапно оттолкнули его.
– Ты… Ты держал ее на руках… – прошептала она потрясенно.
– Кого? – пробормотал Кирилл, приходя в себя.
– Ты держал ее на руках! – с отчаянным криком повторила Видана и заколотила кулачками по его груди. – Княжну эту! А она обнимала тебя! Я видела, видела, видела!
– О Боже… Видана, да ты послушай, как получилось-то.
Она спрятала лицо в ладонях, опустилась в траву и заплакала. Кирилл неуклюже затоптался над нею:
– Господи, да что же это… Видана, ну пожалуйста… Видана…
Она заплакала еще горше, судорожно хватая воздух, хлюпая носом и жалобно попискивая.
– Если ты все видела, то и знать должна, как оно на самом деле было.
– А я и знаю! На самом деле ты ей люб и она – княжна! Княжна, княжна, княжна! А кто я такая рядом с нею?
– Видана, да ты…
– Да я-то всего лишь глупая девка-дубравка, уж какая есть! Только вот всё-всё доподлинно разглядела и всё-всё уразумела! Так что отныне ни подарки твои мне не надобны, ни сам ты, князь Ягдар!
Видана вскочила на ноги, сорвала с пальца перстенек. С девичьей неловкостью размахнувшись, изо всех сил забросила его подальше в густые травы поляны. Стремительно развернулась и побежала обратно в деревню.
Кирилл заледенел:
– Видана…
Мягкий сумрак дубравы обратился в ночь.