Княжич, князь

Он врастяжку сплюнул перед собою и принялся обстоятельно засучивать рукава охристо-зеленой рубахи.

Кирилл криво ухмыльнулся, перенес основную тяжесть тела на здоровую ногу и подвигал согнутыми руками, прикидывая, не лучше ли было бы скинуть верхнюю одежду. Ничего больше сделать не успел.

– На сем и завершили, – остановил всё это негромкий голос. Все головы слаженно обернулись в его сторону. У края поляны стоял Ратибор. Кирилл так и не понял, каким образом он появился там столь незаметно и неслышно. Самозваный дозор мгновенно обрел вид самый удручающий изо всех возможных. Впрочем, старшой с робкой надеждой приподнял ладонь и набрал воздуху в грудь, явно намереваясь сказать что-то в общее оправдание.

– Бокша… Вячко… Сиян… – не обратив на это никакого внимания, неспешно и раздельно огласил Ратибор. Головы понуро опускались в соответствии со звучащими именами, будто бы представляясь при знакомстве. – Поскольку вы по младости своей еще не пребываете под моею рукою, то и никакого наказания от меня пока что не последует. То уже будут хлопоты отцов ваших, каковых обо всём известите самостоятельно. Оное после непременно проверю, а на будущее же запомню вас особо. Княже, яви милость, следуй за мной.

Кириллу вдруг увиделось, что ветви смежных кустов предупредительно раздвигаются на пути идущего впереди Ратибора, образуя узкий зеленый коридор. Впрочем, в действительности могло просто померещиться – в такой-то несуразный и сумасбродный день, как нынешний. Он старался не отставать, не хромать и не морщиться от боли. Ратибор, конечно же, не мог видеть всего этого спиною, но как только заросли орешника остались позади и они вышли на простор дубравы, обернулся и спросил:

– Ногу повредил, княже?

– Да, вывихнул маленько. А откуда же…

– Разувайся. Полностью.

Его сложенные дощечками ладони ладони расположились по обе стороны босой щиколотки Кирилла, не касаясь ее:

– Больно не будет, не бойся.

– Да я и не боюсь, с чего бы это мне…

– Яви милость, сейчас немного помолчи, княже.

Кирилл почувствовал прилив сильного холода, причем шел он не от Ратиборовых рук. Источник находился внутри самой ступни. Всё окончилось, едва успев начаться.

– Можешь обуваться.

Кирилл потопал ногою – вначале осторожно, а затем смелее и сильнее:

– Ух ты… Здорово…

Оглянулся на кустарник, из которого они только что выбрались. Густая зеленая стена, никаких следов никакого прохода.

– Ага! Значит, мне не показалось, – вначале подумал, а затем и повторил это вслух Кирилл. – Ратиборе, но ведь тогда выходит, что…

– Тогда выходит, что просто мы тут в дубраве кое-какими умениями обладаем, княже. А теперь я о другом речь поведу – и то недолгую. Ты же постарайся услышать меня по-настоящему. Прежде всего, осведомлен я об этой беде твоей. Научись вначале вот чему: ранки свои не расковыривать, не копаться в былом и не жалеть себя с упоением. Всем нам нужны слова утешения, но не в моих обычаях их произносить – на то и другие люди есть. Чрез многое в жизни этой надлежит пройти самостоятельно, уповая только лишь на свои силы. Иначе не возмужаешь, княже. Это всё. Теперь погляди-ка туда – к нам Ворон направляется. Он отведет тебя в обитель.

– Сам Белый Отец – меня? – оторопело переспросил Кирилл.

– Да. Сам Белый Отец. Тебя, – терпеливо повторил Ратибор. – Так надобно. Еще свидимся, княже!

Кирилл не сразу осознал, что его уже нет рядом.

Ворон приблизился. Заглянув в глаза, отметил с мягкой и какой-то многозначительной укоризной:

– Ты заблудился, княже.

Кириллу стало стыдно:

– Да, Белый Отче. Можно так сказать. Но все-таки я уже сам начал…

– Что ты уже сам начал – это похвально. Позже и я помогу, князь Ягдар из рода Вука. А теперь – домой.

***

Кирилл шел, с механической размеренностью переставляя ноги – одну за другой… Одну за другой… Одну за другой… Вернее, не шел, а просто двигался вперед. Перемещался в пространстве неизвестно куда. На самом деле идти вовсе не хотелось, но стоять на месте – тем более. Слезы и крик от непривычной, доселе не ведомой боли притаились где-то на подходе в ожидании малейшего повода, чтобы вырваться наружу. Жалкие остатки оцепенелого разума пока что защищали от этого, время от времени старательно отвлекая и подсказывая: «Вон муравейник под кустом, большущий-то какой… Это ж сколько сил положено трудолюбивыми крохотульками, чтобы соорудить таковую горушку… Жук-рогач за пенек юркнул… Красавец… Я их с самых малых лет всегда любил, причем как-то очень почтительно и даже с капелькою страха… Улитка-то просто под ноги ползет, не наступить бы ненароком на глупую… Гляди-ка: а вон впереди и та самая избушка на курьей ноге. Как же я к ней вышел-то? Вроде бы совсем в другую сторону направлялся…»

Кириллу вдруг страстно захотелось, чтобы Белый Ворон опять оказался дома, чтобы опять перебросил на грудь две белоснежные косицы из трех, заглянул сквозь глаза в душу – глубоко-глубоко! – и оставил там теплый свет утешения. Давеча у него это просто здорово получилось и еще раз получиться должно. Конечно же, должно!