Княжич (СИ)

— Ты… — Босс Сумиёси-кай вскочил со стула, скинул с себя окровавленный пиджак, и указал на Таоку пальцем. — Сдавший, никому не нужный старик, у которого от пацифистских идей сорвало крышу! Ты лишился рассудка! Нас держат за дворовых псов, нам указывают когда есть, когда спать, и что делать! Якудза была создана ради того, чтобы отверженные могли заниматься тем, чем хотят, а не сидеть на цепи в грязной будке!

— Насколько я понимаю, вы уже давно всё решили, и хотите остаться, — усмехнулся Таока. — Что же, тогда Ямагути-гуми, согласно решению Царя-Императора, отправится в японскую резервацию. Я снимаю с себя полномочия управляющего альянсом, и передаю их тебе.

— Трус! Именно из-за таких решений ты и свёл великую организацию в могилу!

— В могиле из-за длинного языка оказался босс Мацуба-кай, — заметил Таока. — И скоро там окажетесь вы, если не сумеете понять, к чему я пытался вас привести. Хотите идти по проторенной дорожке и быть уничтоженными — на то ваша воля. Но хочу сказать, что времена, когда рэкет и детская порнография безнаказанно приносили сверхприбыли, давно прошли. Мир изменился, и сколь бы могущественна ни была организация, ей нужно под него подстраиваться.

— Убирайся отсюда!

— Как скажете, босс, — усмехнулся Таока, и неспешно направился к лифту. — Но помяните моё слово. Я вёл якудзу к процветанию, а вы приведёте её к забвению. Вам, молодым, не хватает опыта, чтобы уметь мириться с непреодолимыми обстоятельствами и извлекать из них пользу. Если кто-то из вас выживет, вы усвоите этот урок.

— Так говорят только трусы, — презрительно ответил босс Сумиёси-кай. — И ты, прозибая с нищими в японской резервации, будешь грызть локти, когда мы победим.

— Зато я буду дома, — улыбнулся Таока. — Никакие деньги и никакая власть не заменят человеку дом, в котором он родился.

Господин Таока мог по щелчку пальца перебить этих желторотиков, но на то не было нужды. В текущих обстоятельствах действовать глобально стало нереально, и оставалось только терпеливо ждать возможности для очередной реабилитации якудзы. Ведь когда Волховский уничтожит кланы, думал Таока, окажется, что только клан Ямагути-гуми подчинился Царю-Императору. Это даст некоторый простор для возвращения. Главное, как любили говорить русские, уйти по-человечески и сохранить чистую репутацию. Тогда никто не будет против возобновить деловые отношения. «А пока можно воспользоваться внушительными пенсионными сбережениями, и немного отдохнуть», — решил он.

* * *

— Ты можешь хотя бы один день не влипать в неприятности? — вздохнул Волховский, ложкой перемешивая чай в чашке. — С твоей глупостью граничит нечеловеческая удача. Тебе повезло, что Скала был не в том настроении, чтобы убить тебя на месте.

Обычно приготовлением чая занимались слуги, но Волховский иногда сам любил побывать на домашней кухне.

— Да хрен с ним, с этим Скалой, — ответил Попов, и сделал глоток из бутылки вина, которую стащил из серванта отца. — Я не рассказал главное. Там была Молчанова.

— Шутить ты так и не научился, — усмехнулся Волховский, и отхлебнул чая. — И вряд ли научишься.

— Да я тебе клянусь! — Попов прижал бутылку к груди, и капелька вина угодила ему на рубашку. — Да твою-ж, с-сука, мать!.. Опять в химчистку сдавать придётся! В общем, никаких шуток. Я её видел. Собственными глазами. Она была в маске, но потом Скала отрубил нижнюю её часть, и эти губы я могу узнать где угодно!

— Мало ли женщин с похожей анатомией губ. — Пожал плечами Волховский.

— А глаза? — Сощурился Попов. — Много ли девушек с похожими глазами? Ну, в смысле, они у всех девчонок фиолетовым светятся?

— Я думал, ты не заметил свет в её глазах, когда на нас напали, — Волховский задумался. — Значит, это видел не я один.

— А почему сразу было этим не поделиться?

— Хотелось избежать недоразумений, — ответил Волховский. — Я боялся, что рядом с силовиками у тебя развяжется язык, а силовики церемониться не стали бы.

— Да я никогда не был треплом! — возмутился Попов. — И тем более не стал бы подставлять Лизу!

— Однако если она связана с дьявольскими цветами, то её лучше остановить нам, а не моему отцу.

— Её ищет твой отец? — удивился Попов.

— Нет, к большому счастью. — Волховский покачал головой. — Он ищет цветы. И если выяснится, что к ним причастна Молчанова — ей конец. Значит, у зачинщика резни в клубе «Куджира» были фиолетовые глаза и губы, как у Молчановой?

— Да. — Попов кивнул, и сделал глоток вина больше предыдущего.

— Тогда есть основания её подозревать. Но, пожалуй, лучше сохранить это в секрете. Сначала нужно самостоятельно выяснить, действительно ли в клубе была она.

— А кто ещё? Откуда в руках у убийцы взялась Растеряевская шпага?

— Молчанова могла продать её кому-то, — предположил Волховский. — Ты знаешь, что твои подарки не представляют для неё ценности.

— Очнись! — Сморщился Попов. — Она зарубила трёх киллеров! И я бы не сказал, что это сильно пошатнуло её психику, мать вашу! Ей даже реабилитация не понадобилась! Она ходит по институту так, будто бы не людей нарезала, а помидоры для салата!