Княжич

— Бог даст, будет! — не спеша, важно отвечал Лыков, рассматривая расшитый жемчужными узорами окровавленный ворот рубашки незнакомца. — Смотрите! Рубаха на нем дорогая, шелковая! Если бы не она, давно бы Богу душу отдал. Шелк рубашки не только смягчил удар, не дав наконечнику глубоко войти в тело, но и позволил мне вытащить его. В такие рубашки, у татар, когда они на Русь пришли, вся знать перед каждой битвой одевалась! Еще хорошо, что наконечник был для брони, с узким жалом. Ранка небольшая. А если бы двушипный или двурогий как для бездоспешных? Какая бы дырища была? Ладно, дайте отдохнуть ребята. Меня еще трое дожидаются!

Утром, следующего дня тронулись в путь. Проезжая место вчерашней схватки, обратили внимание на то, что трупов разбойников на обочине уже нет. Наверное, их похоронили вблизи живущие крестьяне или вернувшиеся разбойники. Дружина Ерофеев хотел отправить подводу с незнакомцем, так и не пришедшем в сознание, в богадельню для недужных и престарелых стоявшего в стороне от дороги мужского монастыря, но Лыков его отговорил. Во-первых, путь в монастырь не близок, во-вторых, чужеземца настоятель не примет, вызовет губного старосту[26], а тому объясняй, откуда и кто он, как к ним попал. К тому же он и добрая душа Васька Скурыдин, согласны взять на себя уход за больным.

На переправе через Оку, встретились с пятью всадниками, ратниками едущими домой на отдых с литовской границы. Оказалось, что это хорошо знакомые Дружине Ерофееву дети боярские из Епифани. Они сочувственно отнеслись к рассказу сотского о нападении разбойников. Несмотря на свое желание быстрее попасть домой, ратники предложили сопровождать медленно продвигающийся по Коширке обоз, пока их пути не разойдутся. Дружина Ерофеев с радостью согласился. Он был уверен, что разбойники готовятся к новой атаке, и только присутствие в обозе бывалых ратников, раз и навсегда заставит их отказаться от этого намерения. Через два дня воины покинули обоз, свернув с главной дороги на проселок к родным местам. На третьи сутки после прощания с епифанскими ратниками, обоз остановился на отдых в лесу, на распутье дорог, соединяющих Новосиль с Донковым. Крестьянин Офрем и его люди, занимающиеся бортничеством в этих местах, угостили путешественников душистым липовым медом. А еще через два дня, обозники, со слезами на глазах, осеняли себя крестным знаменем, увидев в конце дороги, за чернотой сторожевых башен и тына Донковского острога, вознесенный в синеву неба, сверкающий на солнце золоченый крест церкви Успенья Богородицы.

Глава IV. Княжич

Донков, город, от предвкушения встречи с которым наворачивались слезы на глаза обозников, входил в систему засечных крепостей для защиты Русского государства от набегов крымских и ногайских татар. Свое имя он унаследовал от древнего рязанского города, разрушенного во время нашествия Батыя. По Указу Царя и Великого князя Всея Руси Иоанна Васильевича, в 1568 году служилые люди из Пронска и Михайлова, под руководством воевод князей В. Курлятева и Б. Щепина-Серебряного-Оболенского, а также голов Г. Сидорова и Ю. Булгакова поставили на высоком мысу, образованным впадением речки Вязовни в Дон, острог, положив начало Донкову. Несколько лет спустя была построена деревянная крепость с башнями, с трех сторон укреплённая самой природой, а с четвертой — окопанная глубоким рвом, наполненном водой. Стены рва были укреплены высоким заостренным частоколом. На крутом земляном валу стояли дубовые стены, из засыпанных утрамбованной землей, поставленных впритык срубов «городен», длиной 124 сажени, толщиной 1,5 и высотой 2 сажени, с четырьмя проезжими башнями. Внутри крепости находились воеводский двор, казенный двор, государственная житница, воеводский приказ, тюрьма для осадного времени и колодец 5 саженей глубиной. С башен и стен, покрытых шатровой тесовой кровлей, велось наблюдение за татарами, и отражались их нападения. На стенах лежали груды камней и бревен, которые сбрасывались при штурме на неприятеля. Из амбразур в частоколе заостренных бревен стен велась стрельба затинными пищалями, а из бойниц башен выглядывали стволы размещенных на лафетах полковых пушек. Потайной ход, оборудованный в одной из башен, вел к реке Дон.

У стен крепости расположились деревни Баловнево и Сурки, слобода Сторожевая, дворы и земли боярских детей, стрельцов, сторожевых казаков, пушкарей, воротников, плотников, кузнецов.

В стрелецкой слободе, вытянувшейся по обе стороны вдоль дороги на Коширу и Коломну, стоял и дом Лыкова. В ворота своего дома стрелец въехал не один. Следом за ним мужик-обозник завез на подводе так и не пришедшего в себя незнакомца. Встречавшая Лыкова супруга Арина Евдокимовна, худенькая опрятная женщина его же лет, с умным, грустным лицом, обняв мужа, подошла к телеге.

— Как наш сыночек! — схватившись за сердце, охнула она. — Что с ним?

Лыков рассказал.

— Ну, что вы стоите? Несите в комнатку моего Ванюши! — вытерев платочком выступившие слезы, приказала она обступившим телегу родственникам — братьям и племянникам Лыкова.