— Осман-паша! — обратился по-турецки к наместнику моряк. — Мне очень подходят эти двое. Из них выйдут прекрасные гребцы! Что лучше? Бестолково отнять у этих юных негодяев жизнь или заставить их страдать каждый день и, в конце концов, погибнуть в бою с пользой для Высокой Порты! С галер, еще никто из гребцов не возвращался живым! Предложи бею даровать им жизнь! Я думаю, он не сможет тебе отказать!
— Мудрые слова! — согласился Осман-паша, проникший симпатией к юным храбрецам, после рассказа Адиль-бея. — Я попробую!
— Светлейший Адиль-бей! — обратился к бею наместник, на этот раз на крымско-татарском языке. — Не мог бы ты помочь наместнику Аллаха на земле, великому халифу всех правоверных, падишаху Блистательной Порты Мураду III?
Адиль-бей растерялся от такой просьбы:
— Конечно, если это только в моих силах!
— У нас в Кафе, случилось несчастье! От неизлечимой болезни на галерах умерла половина гребцов! Высокой Порте, для защиты от врагов срочно потребовались эти корабли! Прояви великодушие, помилуй этих негодяев и отдай их Гасан-бею, гребцами на галеры! Пусть они умрут на скамьях для гребцов, но с пользой для наших стран!
Адиль-бей еле сдержал в себе гнев. Пусть этот турок распоряжается у себя дома! Но отказать в помощи султану Великой Порты невозможно! Хитрый наместник, слащавой лестью, обвел его «вокруг пальца»!
— Ильхан! — Адиль-бей подозвал к себе глашатая. — Объяви всем, что великодушный Адиль-бей заменяет этим юным мерзавцам, смертную казнь вечной ссылкой на галеры.
— И пусть им найдут какую-нибудь одежонку! — потребовал Гасан-паша. — Их повезут в Кафу. Не дай господь, замерзнут по дороге!
— Слышал, Ильхан! — недовольно поморщившись, дополнил свое решение Адиль-бей.
Через какое-то время глашатай с помоста объявил толпе о великодушной воле бея. Толпа разочарованно охнула, а потом разозленная потерей кровавого спектакля, разразилась проклятиями в адрес помилованных рабов стоявших на помосте. В них полетели куски сухой грязи и камни. Палачи куда-то исчезли, и друзья остались одни, не понимая, что происходит. Потом к ним подошли какие-то люди с одеждой. Развязав юношам руки, кто-то по-русски сказал:
— Одевайтесь горемыки! Сегодня ваш день! Адиль-бей заменил вам казнь галерами!
Не разобрав, кто такой Адиль-бей, но, поняв, что они еще будут жить, друзья, потеряв последние силы, один за другим рухнули на помост.
Почти одновременно, через месяц, Михель доехал до Острога, а купец, Биркин Афанасий добрался до стана Атамана.
Князь Острожский встретил весть о смерти Андрея с мужественным самообладанием. «Какая жестокая участь досталась этому храброму, умному юноше! За что? За грехи? Не было у него грехов! Еврей говорит, что он достойно встретил смерть! Может быть, господь уготовил Андрею участь мученика, чтобы он, своим примером ободрил несчастных христиан, находящихся в плену? Какая разница! Как несправедлив мир! Смерть забирает молодых, лучших из лучших! — с грустью в душе думал он. — С кем останусь я? Кто продолжит мое дело?». Что-то кольнуло в груди и князь, держась за край стола, осторожно опустился в кресло. Ему было жаль юношу, который мог бы занять достойное место среди его последователей: братьев Смотрицких, Демьяна Наливайко, Иова Борецкого, Стефана Зизания и многих других из созданных им православных кружков!
Атаман, узнав от Афанасия о мучительной смерти друзей, невесело усмехнулся, то ли еще ожидает его самого! Составив шифровку со словами: «Княжича отделали», он распорядился отправить ее немедленно «Барчуку».
Прочитавший расшифрованное сообщение Юрий, был вне себя от радости, Два дня он ходил с приподнятым настроением. А на третий день забеспокоился: — «Вдруг, опять, что-нибудь не так?». Вечером того же дня, переодевшись, через черный ход, князь отправился к знакомой ворожее. На отшибе ремесленной слободки Лубяной, он нашел известную ему, обомшелую, покосившуюся избушку. Дверь была не закрыта на замок. Коробьин прошел через сени в комнату. Комната освещалась только огнем от горящих дров в печи. Хозяйки не было видно. Юрий, сторонясь, чтобы не испачкаться, стен, сел на лавку возле печи. Здесь было тепло, и не так доставали сквозняки и дым, гуляющие по курной избе. Огонь в печи дернулся, в нос ударил запах дыма. Это вошла в избу со двора ворожея, беззубая, морщинистая старуха, в измазанной сажей рваной душегрейке. В руках она держала таз, набитый снегом.