– Да полно, и ты это всё увидишь. Вместе поедем после турок.
Он подплыл к ней в один длинный гребок и обнял под водой.
– И очень хорошо, что ты – не мужчина. Просто прекрасно!
Она выскользнула из его рук и быстро поплыла.
– Бунт на корабле! – закричал он и бросился вдогонку.
Как ни хорошо плавал выпускник мореходной школы, но чтобы догнать свою сухопутную жену, ему пришлось потрудиться. Только у берега он схватил её и с криком «Бунт подавлен!» накинулся губами на её запыхавшийся рот.
Они начали погружаться и немного побулькали, пока выбрались на мелкое место. Волосы Марии совсем намокли, она отжала их, не вынимая гребней.
– Давай их распустим, – сказал Александр, – быстрее высохнут.
– Так надо из воды выйти, а то больше намокнут.
Она стояла в воде по грудь и смущённо смотрела на мужа.
– Ну, пойдём, – он лукаво улыбнулся.
Она не двигалась, и он, подхватив её, понёс на берег. Она чувствовала себя ужасно голой, и когда он, поставив её на траву, принялся вынимать из её волос гребни и шпильки, не могла пошевелиться от смущения.
Освобождённые волосы упали и покрыли её спину до подколенок. Александр отступил на шаг и молча смотрел на неё без улыбки.
– И ты моя жена, – сказал он тихо. – Даже страшно.
Она перекинула часть волос на грудь с обеих сторон и почувствовала себя почти одетой.
– Так тоже красиво, – сказал он. – Пойдём обедать.
Возле поваленного дерева на солнечном месте уже было расстелено одеяло, приготовлена торба с припасами. Одеваться они много не стали, сели – она в сорочке, он в коротких исподних штанах.
– Я с тобой совсем стыда лишусь, – с наигранным упрёком сказала Мария.
– Со мной – можно.
При этих словах Александр так глянул на неё, что внутри сладко потеплело и захотелось целоваться. А он целоваться и не думал, раскладывал пироги и сыр, разливал из баклажки молоко. У неё пропал аппетит. Пожалуй, волосы слишком хорошо её укрывают. Она собрала их все в один пучок и принялась, не спеша, заплетать косу, перекинув её через плечо. А с другого плеча сама собой спустилась лямка, но она не могла её поправить – руки заняты. Краем глаза увидела, как Саша взглянул на неё и замер с ножом в руке. Она немного прогнулась в стане, так что сорочка натянулась на бедре, и закинула заплетённую косу за спину. От резкого движения сорочка сползла ещё ниже и задержалась лишь на остром кончике полушария груди.
– Ешь, – сдавленным голосом сказал Саша, пододвинул к ней кружку и отвёл глаза.
Она подняла лямку и прикусила губу в неожиданной досаде.
– Саша, – спросила она вкрадчиво, – а откуда ты всё знаешь?
– Что всё? – ответил он, не поворачиваясь.
– Ну, всё это… У тебя с италианками амуры были, да? Мне, значит, только с тобой можно, а тебе и с другими, да?
Он посмотрел на неё из-под опущенных век.
– Ешь!
– Я не хочу!
– А что ты хочешь?
Его взгляд стал тяжёлым, а голос чужим. Ох, как она пожалела, что начала этот глупый разговор! У неё задрожали губы, и голос прозвучал робко:
– Хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Вихрь, молния – и она уже у него на руках.
– Дурочка ты моя маленькая.
Он побаюкал её, как ребёнка, а когда она протянула ему губы, поцеловал осторожно и нежно. Ей хотелось не так, и она поцеловала его сама. Он замычал удивлённо и принялся за дело как следует. Потом спросил:
– Мы обедать будем?
– После.
Она подвинула руку, чтобы ему удобней было гладить её грудь.
– Ну, правда, Саша, там в Италии?..
– Да, – ответил он коротко, и его руки остановились.
– Ты их любил? – спросила она напряжённым голосом.
– Нет.
– А как же?..
– Ты не поймёшь, это мужское… А любил я тебя.
Она выпустила набранный воздух.
– Правда?
Он повернул её к себе лицом.
– Глупышка ты, разве я могу любить кого кроме тебя? А теперь и подавно.
– Почему «теперь»?
Она пропускала между пальцами чёрные завитки на его груди.
– Это ты сама знаешь.
– Не знаю.
Он ткнулся губами в её ухо.
– У тебя любовный талант.
– Как это?
– А вот так, что если ты сейчас не уберёшь свою руку, я за себя не отвечаю!
Она сделала непонимающие глаза, но руку не убрала.
– И что будет?
Он сжал её руку, не пуская.
– Уймись. Тебе поесть надо.
– Не надо.
– Ага, а потом с лошади свалишься.
Он был непреклонен, и она, надувшись, принялась жевать.
– Молоко кислое уже, – сказал он, отхлебнув из кружки, – будешь?
Она отрицательно помотала головой.
– Есть ещё вино, но оно тебе крепковато. А, хотя мы как древние греки его будем пить – разбавим. Знаешь, – принялся он рассказывать, – у них вина было – залейся, там же виноград хорошо растёт. Но сами они вино пили только с водой, чтоб не пьянеть. Пьянство же почитали дикостью, достойной варваров и рабов.
Он налил в кружку воды, добавил остро пахнущего вина из сулейки, попробовал и протянул Марии. Сам же принялся уписывать сложное сооружение из хлеба, сыра и ветчины, увенчанное разрезанным вдоль огурцом.
– Это тебя в Италии так есть научили?
– Так в море едят, когда камбуз не работает. А в Италии больше всего макароны едят. Трубочки такие из теста варёные, на червяков похожи.
Мария хихикнула.
– Поди, противно червяков в рот брать.