Княжна

– Да, – подхватил Пётр, – нынче вечером господ офицеров в поход напутствуем. Вот, кстати, там и объявим, что у них царица появилась, коя их на ратные подвиги воодушевлять будет. Так что иди-ка и ты, Катинька, к себе, отдохни перед вечером.

Повернулся к боярышням.

– Ведите свою новую госпожу к себе, да помогите ей туалет выбрать.

Всем трём не понравилось, что Катерина им теперь госпожа, и все три, конечно, ничем себя не выдали.

Во флигеле Катерина им сразу сказала:

– Идите к себе, девоньки, с крючками мне Глаша поможет. – Кивнула горничной, что перешла к ней из её прежних покоев, и ушла в свою большую спальную с нарядной кроватью.

А на их половине сидела Марьина Пелагея. Она со всхлипом бросилась к Марии и прижала её к своей мягкой груди.

– Как ты тут, донюшка? Я всю ночь ворочалась, всё думала, как же ты в чужих-то людях? Вот пирожков да заедков принесла тебе и подружкам твоим.

Пелагея подняла на стол внушительный берестяной туес. Мария засмеялась.

– Мамушка, да мы как раз из-за стола.

– И-и, знаю я, что за столы у царя Петра. Люди говорят, что у него с чем сядешь, с тем и встанешь. Вот-ка…

Она споро стала выкладывать на скатёрку расстегаи, ватрушки, мясные и рыбные студни, дразняще пахнущие чесночком, маленькие колбаски, ореховые и маковые крутики…

Нина потянула носом и сглотнула.

– Да, это лучше, чем за царским столом.

– В самом деле, – поддержала её Варенька, – мне сегодня от изумления и злости кусок в горло не лез, так что давайте попробуем голицынской вкусноты.

– Давайте, давайте, милые, садитесь, – захлопотала Пелагея. – Посуда-то где у вас?

И начался пир после пира. Только ели сейчас гораздо веселее. Пелагея сидела, положив руку под скулу, и с умилением глядела, как уписывают за шесть щёк её гостинцы.

– Повезло тебе с няней, Маша, – сказала, остановившись жевать на минуту, Варенька. – Этакая няня – чистое золото.

Мария улыбнулась в ответ и ласково погладила Пелагею по плечу.

– Пелагеюшка мне маму покойницу заменила. Мы до сих пор с ней и не расставались никогда. Сейчас впервые. Вот в поход уйдём, так уж не знаю, как и будем друг без друга.

Пелагея вскинулась.

– В какой ещё поход? На турка что ли? Кто ж тебя возьмёт? Да и отец не пустит.

– Уж и взяли, и отпустил. Мы все трое едем.

– Ох ты, Господи! А когда?

– Скоро. Когда, ещё не сказали, но скоро, пока снег не сошёл, чтоб часть пути на санях проехать.

Пелагея всплеснула руками и заплакала.

– Да куда же… Ты ведь дитя совсем… сгубят тебя в этой туретчине.

– Ну, полно, мамушка! Не такая уж я несмышлёная. Да и не одна я там буду.

Она обняла Пелагею, прижалась щекой к её плечу, но Пелагея не успокаивалась и, совсем расплакавшись, вышла из комнаты.

– А правда, как там будет? – тихо сказала Нина.

И все трое дружно вздохнули. Никто из них до сих пор из дома не уезжал, а теперь сразу так надолго и так далеко.

В комнату заглянула Глаша.

– Катерина Алексеевна спрашивают, булавки нет ли у вас с маленькой головкой. Ой, да вы не собраны! Скоро уж карету подадут!

Что тут началось! Вихрем носились по комнатам горничные девки с мокрыми полотенцами для освежения, ворохами одёжи, коробочками с булавками и шпильками… И Пелагеина помощь кстати пришлась. Но зато, когда величаво выплыла Катерина в новом своём бархатном с бисерным шитьём платье и новом же ожерелье изумрудовом, все три девы встречали её уже вполне готовые.

Карета была подана истинно царская, сделанная во Франции по особому заказу. А на козлах-то – сам царь! Ну не может он без ёрничества! Катерина запротестовала было: пусть в карету к ним сядет, но Пётр только рукой махнул:

– Мне на воле приятнее. Да и вы вон какие все расфуфыренные, ещё помну вам чего.

Взгляд его с явным одобрением обежал дородную, но подбористую фигуру Катерины, да и фрейлин её вниманием не обидел.

– Вот кстати и опробуете повозку, хороша ли. Я её для похода вам, мадамы, приготовил.

Внутри карета была ещё лучше, чем снаружи. И скамьи, и стены, и даже потолок обиты мягкой тиснёной кожей, на сиденьях – кожаные подушки. К дверцам приделаны засовчики, чтоб на ходу от тряски не открывались, и окна с фортками – можно отдельно открыть, если душно. Всё обсмотрели и обтрогали пассажирки и очень довольны остались государевой заботой.

Мария, прыгая на пружинистой подушке – знать, конским волосом набита, весело сказала:

– В такой карете никакая дорога не страшна. А когда поедем-то, вы не знаете, Катерина Алексевна?

– Вроде государь после масляной собирается. Хочет спектакль, что сестрица его замыслила, увидеть.

– Что за спектакль? А актёры откуда? Италианцы ведь уехали, – заспрашивали Нина с Варенькой.

– Актёров Наталья Алексеевна из дворовых набирает, уже смотр им сделала, выбрала способных к лицедейству. А пиесу ей француз-учитель дал, она у него в тетрадке списана, из дому привёз.

– Сочинение господина Мольера, – сказала Мария. – Там смешно ужасно: один опекун хотел на своей воспитаннице жениться, не пускал её никуда, ничему не учил, чтоб дурочкой стала. А она всё равно его перехитрила и с любезным ей молодцем от старика убежала.

– А ты отколь знаешь?