Княжна

В конце завтрака кофий подали. И тут Алексей с таким видом, будто решился на что-то отчаянное, выпалил:

– Княжна Мария Борисовна, посвататься за вас хочу.

Мария медленно отодвинула от себя чашку. Встала. Крылья точеного носа напряглись, тонкие брови взлетели, синие глаза налились чернотой.

– Разве ж так, Алексей Петрович, сватаются? Разве вы татарин какой, разбоем жену добывать?

У царевича заходил кадык, лицо запылало так, что резко выделились светлые брови. Начал было говорить, но в горле засипело. Поперхал, и сдавленным полушёпотом:

– Давеча как увидел вас… Красота дивная, ровно в сказке… Отец на иноземке женить хочет. Любить буду, беречь, пуще глазу…

Шагнул к ней, протянул руки.

Мария подалась в сторону, загородилась столом.

– В полонянки, значит, меня решили взять, Алексей Петрович, в наложницы? Великая честь, премного вам благодарна!

– Да я… Да мы… Да в ноги отцу бы потом…

Алексей что-то ещё булькал и сникал, сгибался под её гневным взглядом.

– Фёдор, – крикнула Мария, – проводи, гость торопится.

Присела в низком, очень низком поклоне.

Когда Фёдор вернулся, спросила, не глядя на него:

– Сегодня можем выехать? Повозки поправлены?

Фёдор улыбался во весь рот, прямо распирало его.

– Можем, всё готово. Вот люди счас горячего поедят и тронемся. Ночевать только на заимке придется, ну да ничего, не впервой.

Только в возке Мария окончательно успокоилась. Посмеялась про себя: вот так приключение, рассказали бы – не поверила. Пелагее ничего говорить не стала, и Фёдору наказала, чтоб никому не сказывал.

Остальную дорогу ехали без происшествий, хоть и с опаскою. Фёдор осунулся от недосыпа, проверяя каждую ночь сторожей по нескольку раз. И когда показалась петербургская застава, и он, и все люди вздохнули и перекрестились.

– Слава те, Господи, целы доехали.

Прибыли быстро, раньше срока, так что в голицынском доме их ещё не ждали. Дома была одна Наталья, невестка, с детьми. Выбежала в сени, обняла Марию.

– А мы вас на той неделе ожидаем. Скоро вы собрались. Борис Алексеич с Василием только вечером будут. Все дни на верфи. Горячка у них – завтра спуск корабля и вечером бал у Меньшикова. Вот ты и кстати. Выросла ты. Александр, поди, и не узнает сестрицу названную.

– Саша приехал?

– Недавно. И сразу государь его в работу. Вечером будет, увидитесь. Возмужал он. Усищи черные. Ну, ты отдыхай с дороги, а я посмотрю, как с обедом.

Наталья укатилась колобком, звонко распоряжаясь по дороге об устройстве приехавших с Марией людей, о лошадях, о бане.

Мария оглядела свою новую комнату. Высокое окно в частом переплете, зеркало во всю стену, богато убранная кровать. Подошла к кафельной стенке, прижалась к теплым изразцам, закрыла глаза. Саша приехал. Интересно, какой он стал…

В полудрёме услышала голос Пелагеи:

– Дочка, да ты совсем спишь. Ну-ка ложись.

Проснулась вечером и не сразу поняла, где она. Издалека доносился раскатистый голос батюшки и ещё чьи-то голоса. Соскочила с постели, поскорее оделась, заплела распустившуюся косу. В дверях столкнулась с Натальей.

– Встала? А я как раз за тобой, батюшка кличет.

Быстро пошли по тёмным комнатам. Когда добрались до столовой, где шумели гости, Наталья, увидев на свету Марию, всплеснула руками.

– Маша, да ты в сарафане! Ведь против царского указу!

Но их уже увидели, закричали:

– Вот и дочка!

– Ну-ка, ну-ка, покажите красавицу!

– Иди сюда, затворница.

В ярко освещенной столовой вокруг большого стола было полно народу. У Марии зарябило в глазах от нарядных камзолов, разноцветных париков. Оглушили крики. Застыла на пороге, забыв поклониться. Рты закрылись, даже жевать перестали. В тишине прошла Мария к отцу, поднявшемуся ей навстречу у дальнего конца стола. Все головы, как подсолнухи за солнцем, поворачивались вслед вишневому сарафану. Толстый краснолицый человек сказал соседу по-голландски:

– Сколь уродлива русская одежда. Она портит фигуру даже такой красавицы.

Сосед улыбнулся бледными губами.

– Напротив, сарафан есть свидетельство скромности русских дам, не желающих выставлять свои прелести на всеобщее обозрение.

Борис Алексеевич раскрыл объятия, шагнул навстречу, облобызал троекратно, потом повернул дочь за тонкое плечо к гостям.

– Прошу быть знакомыми, господа, Мария Борисовна Голицына.

Поднялся рядом сидящий большой, весь в золотом шитье человек.

– Приветствую вас, принцесса, в нашей новой столице, коей вы будете лучшим украшением. Надеюсь, мы увидим вас завтра на бале в моем доме?

За Марию ответил Борис Алексеевич:

– Непременно, Александр Данилович, непременно будет.

Поднялся с бокалом в руке голландец, которому не понравился сарафан.

– Позфоляйт мне потнимать тост за прекрасный княшна, прекрасный, как древний богиня.

Мария улыбнулась, повела плечиком и громко сказала, отчетливо выговаривая голландские слова:

– Как может уважаемый мейнхеер сравнивать с богиней девушку, одетую в такую уродливую одежду?