Княжна Джаваха

– Так это правда? – спросил тот, которого называли ага-Бекиром, и мрачное лицо его ещё больше нахмурилось.

– Не веришь! – рассмеялся Абрек и, неожиданно приблизившись ко мне, сорвал с моей головы папаху.

Пышные косы, прижатые крепко сидевшей на них шапкой, упали с темени и двумя чёрными змейками спустились вдоль спины.

В ту же минуту громкий и весёлый смех нарушил тишину.

– Ай да мальчишка! Вот так сазандар! – хохотали душманы, оглядывая меня насмешливыми и зоркими глазами.

Между тем Абрек приблизился ко мне. Его лицо сияло какой-то сатанинской радостью:

– Слышишь ли ты, княжна Нина Джаваха! Я узнал тебя… скажи же этому ага, моему начальнику, что Абрек говорит правду…

– Абрек говорит правду, – точно во сне пролепетала я, – Абрек говорит правду. Я – княжна Джаваха.

– Тем лучше, – вмешался ага-Бекир, – если ты дочь русского генерала, мы сорвём с него большой выкуп.

– Выкуп? – прервал его Абрек, и лицо его перекосилось от бешенства. – Нет!.. Не вычеканили ещё тех туманов, какими можно выкупить мою пленницу!.. У меня старые счёты с этой девчонкой.

И, обратившись ко мне, он проговорил торжественно:

– Помнишь ли ты, княжна, как ради драгоценностей старой княгини выдала ты верного слугу? Помнишь, как при всех назвала Абрека и предала его позору? Тогда он поклялся отомстить! Помнишь ты этот красный рубец на моей щеке? Помнишь ли, княжна Нина?

Я молчала. Он был страшен. Перекошенное от бешенства лицо не носило ни малейшего следа сожаления.

– Мне страшно! – прошептала я и закрыла лицо руками. – Не смотри так на меня, Абрек, мне страшно!

– Страшно, – прокричал он в бешенстве, – теперь страшно? А не страшно было выдавать Абрека?.. Я говорил – попомню, и пришёл час!..

– Полно, Абрек, пугать ребёнка, – вмешался молодой статный горец, странно похожий на ага-Бекира. – Уж не думаешь ли ты сражаться с детьми?

– Молчи, Магома, – сказал Абрек, – не суйся туда, где тебя не спрашивают! Абрек – большой слуга ага-Бекира. Абрек привозит своему начальнику и золото, и ткани, и драгоценности. Теперь Абрек привёз ага-Бекиру коня, такого коня, какого давно хотел ага… Абрек чуть не попал в тюрьму из-за жалкой девчонки, Абрека ударили нагайкой… и кто же – презренный урус, грузин! Сегодня Абрек увёл коня от своего недруга… Никто не заметил, все искали пропавшую девчонку… Свадьбу не пировали… вина не пили… бросились в горы догонять ребёнка… Абрек пробрался в конюшню и взял коня. Никто не видел, кроме Андро… Да он блажной… одержим шайтаном… если и видел, то не скажет, а скажет, – Абрек уже далеко… что пользы? Бери коня, ага-Бекир, и награждай по обещанью верного слугу.

– Чем наградить тебя, Абрек? – спросил вождь душманов. – Бери деньги, вещи, что хочешь.

– Ничего не надо, ага! Одного хочу: отдай девчонку…

Я вздрогнула. Зловещее лицо горца приводило меня в смертельный ужас… Он мог замучить и убить меня безнаказанно… Горы свято хранили тайны своих душманов…

Моё сердце уже больше не замирало. Оно было сковано тем ледяным ужасом, который трудно описать.

Моя жизнь зависела от ответа Бекира. Он стоял лицом к костру и, казалось, боролся. Богатый выкуп, очевидно, прельщал его, но в то же время он не хотел отступиться от слова, данного Абреку в присутствии своих подчинённых: он должен был сдержать это слово. Оттого-то лицо его носило следы борьбы и нерешительности.

– Брат, – снова вмешался в разговор юный и стройный Магома, – брат, неужели ты не вступишься за бедного ребёнка?

Неожиданное вмешательство юноши погубило меня.

– Магома! – важно начал Бекир. – Законами Корана запрещается младшим учить старших. Ты ещё не воин, а ребёнок. Помни… в Кабарде не нарушают данного слова… А мы оба с тобой, Магома, родом из Кабарды!

Потом, повернувшись в сторону моего врага, он сказал:

– Абрек, пленница – твоя.

– Харрабаджа![54] – безумно крикнул Абрек, и его воинственный крик далеко раскатился зловещим эхом по горным теснинам. – Харрабаджа! Велик Аллах и Магомет, пророк его… Будь благословен на мудром решении, ага-Бекир!.. Теперь я насыщусь вполне моим мщением!.. Князь горийский попомнит, как он оскорбил вольного сына гор. Князь горийский завтра же найдёт в саду труп своей дочери! Харрабаджа!

Я помертвела… ужас сковал мои члены… Не помню, что было дальше… Пламя костра разрасталось всё больше и больше и принимало чудовищные размеры… Казалось, точно горы сдвинулись надо мною, и я лечу в бездну.

* * *

Когда я пришла в себя, та же тёмная ночь стояла над окрестностями. Дождь перестал, но тучи ещё не открывали неба. Костёр потухал, и тлеющие уголья, вспыхивая по временам, озаряли спящие фигуры душманов…

Все мои члены ныли… Я хотела расправить их и не могла поднять руки. К ужасу моему я поняла, что была связана…

Страх перед близостью смерти холодил мои жилы. Запоздалое раскаяние в моём нелепом бегстве больно сосало мне сердце…