Княжна Голицына – принцесса моды

Сильвио занялся поиском дома, чтобы Нина смогла жить совсем рядом с нами. Он нашел такой очень изящный дом именно на улице По. В то время как он давал распоряжения о его меблировке и переселении, мама поехала на Капри, чтобы оправиться после лечения. У нее там была русская подруга, жена местного аптекаря, и мама некоторое время провела в ее компании. Но по возвращении ее состояние не улучшилось. Ее квартира все еще не была готова, и мы пригласили ее пока пожить вместе с нами. Сильвио уступил свою комнату, а сам переехал в мою. 19 июля 1957 г. в Риме умер Курцио Малапарте, но мама чувствовала себя слишком плохо, чтобы испытать боль от этого известия.

26 октября Сильвио отмечал день рождения. Мы поздравили его вместе с Ниной, вместе поужинали, а потом в салоне смотрели телевизор. Мама чувствовала себя неважно, она как бы отсутствовала. Иногда я поглядывала на нее и видела, что она сидела с погасшим взглядом, ни на что не обращая внимания. Я привыкла видеть ее владеющей своими реакциями, быстрой на решения. А в тот вечер было впечатление, что она находится как бы под воздействием наркотиков. Потом мы решили пойти спать. Нина вошла в комнату, села за стол и начала писать записку. Она приняла решение – спокойное и твердое. Неумолимый инстинкт смерти уже овладел ею, сломив последнее сопротивление.

Я смывала грим в ванной, когда услышала шум от страшного удара. Он до сих пор звучит у меня в ушах. Выпала бутылочка, которую я держала в руках, еще не зная, что произошло, меня забила дрожь так, как будто я уже все знала. Я выбежала из комнаты, думала, что найду маму в ванной или в ее комнате, но не нашла. Кровать была не тронута, свет зажжен. Я позвала ее, но ответа не было. Я открыла все двери, вошла в салон. Сильвио догнал меня, он тоже слышал этот ужасный шум. Я первой вошла в комнату, ее дверь была распахнута, заглянула в лестничный пролет и увидела внизу темнеющую фигуру. Мама бросилась с третьего этажа.

Запись в метрической книге русской церкви в Риме о смерти и погребении Нины Голицыной

Я сбежала вниз, за мной – Сильвио и все домашние. Она была уже мертва. Вскоре прибыли и родственники мужа, которые жили на первом этаже. Я боялась тронуть ее, боялась посмотреть на нее. Я была в шоке. Позже в ее комнате я нашла письмо, в котором она просила простить ее:

«Я люблю тебя больше жизни, моя дорогая, обожаемая Ирина. Я хочу освободить тебя от этой тяжести. Я знаю, что виновата перед вами. Извинись за меня перед Сильвио за все и спасибо. Не думайте обо мне плохо. Я устала жить. Бумаги на кладбищенские дела лежат в сейфе, в том числе свидетельство о рождении на итальянском, что касается моей могилы, обратитесь к Пьерматтеи, так зовут директора кладбища Тестаччо. Не проклинайте меня, а молитесь за мою душу. Я знаю, что очень виновата. Я ошиблась в этой жизни и уже не в состоянии рассуждать».

Итак, у мамы была своя могила, в которой уже была похоронена моя бабушка. Отпевание прошло на кладбище Тестаччо, в местной капелле. Православный священник, отец Симеон, не отходил от меня, он помог мне во многом. Он многие годы знал маму, знал, что она находилась в депрессии, и принял ее самоубийство.

Позже было ужасно. Каждый раз, когда я возвращалась домой, мне становилось плохо, взгляд притягивался к тем лестницам, к тому месту, где моя мать покинула меня навсегда. Я хотела переехать, но мой муж этого не понимал и не хотел пойти мне навстречу. Я неожиданно почувствовала себя одинокой и поняла, насколько важна была для меня моя мать. Не только как советчица, как воспитательница, намного больше, чем просто нежная мама. Она была и отцом, и всей моей семьей, моей далекой страной, моими корнями, моей культурой, моей опорой. Она – такая хрупкая, деликатная, особенно в последние годы – на самом деле была средоточием силы, энергии. Длительное время я с болью ощущала ее отсутствие. Я также чувствовала себя виноватой, особенно в первое время после трагедии. Я повторяла себе, что она жертвовала своей жизнью ради меня, она не захотела выйти замуж второй раз, хотя вокруг нее было столько мужчин – интересных, богатых, умных. А она не соглашалась из опасения, что мне не будет хорошо.