Княжна Мстиславская

– Опять притащил невесть что! – недовольно буркнул Скарга. Будучи ректором вильнюсской коллегии иезуитов, он хотел заниматься укреплением мощи ордена, вести дискуссии, обращать в католичество заблудших еретиков и язычников. А приходится через день сверять расчёты, проверять, что и как сделали рабочие. Но это тоже угодно престолу Святого Петра, так что надо считать.

– Оставь, – Скарга показал рукой на стол. – Утром придёшь, разберёмся.

Подрядчик засопел, положил бумаги, и поклонившись, вышел. Иезуита раздражало и то, что костёл восстанавливают под началом немца-подрядчика, лютеранина. Ничего, подумал Скарга, отстроим храм, освятим, выметем весь протестантский дух. Он перекрестился. На площади что-то ухнуло и грохнуло. Иезуит вздрогнул, и вспомнил, что сегодня выгружают камень, привезённый для укрепления стен.

Вздохнув, он закрыл окно и уселся за стол. Отодвинул в сторону счета, поднял голову и огляделся. Никого в келье нет, но осторожность не помешает.

Из железного ящика под столом Скарга вынул дубовую шкатулку с вырезанным на крышке крестом. Здесь хранилась переписка с московским царём.

Привезённое вчера ротмистром Лютым письмо Скарга прочёл сразу и до утра не спал, обдумывал, как поступить. Вот-вот должно было произойти колоссальное событие – переход под римский престол огромной страны, по размеру больше всей Европы. Торопиться не следовало, нельзя было спугнуть царя, как выразился генерал ордена иезуитов Клаудио Аквавива. Он лично курировал вопрос заключения унии с московитами.

По опыту иезуиты знали, что главное это перетянуть на свою сторону верхушку. А чернь не разбирается, кто там и что говорит и как правит. Их забота работать, и наполнять сундуки своих хозяев золотом.

В Польше и Литва гордая шляхта уже увидела преимущества католичества и целыми родами переходила туда из православия. Настал черёд и Москвы. Царь просил помочь ему с сохранением престола за его потомством. И уже согласен на унию. Из Рима сообщили, что все обряды русской церкви должны быть сохранены, только в молитвы включить папу. Ну и конечно, московский иерарх, кто там у них, митрополит, что ли, будет рукоположен в Апостольской Столице. Пусть отмечают праздники как хотят, по старинке, пусть молятся как угодно. Главное, чтобы московиты привыкли к управлению Рима. А там сто-двести лет пройдёт и католичество потихоньку вытеснит греческую схизму.

Скарга перекрестился, у него от волнения задрожали пальцы. Шутка ли, такое просторное царство привести к истинной вере.

В коридоре послышались быстрые шаги. Дверь в келью отворилась и в неё зашёл Антон Поссевин.

– Приветствую вас, господин ректор, – он склонил голову. Скарга прищурился и тоже кивнул.

Поссевин быстро прошёл к столу, уселся на скамью и оглядел кипы бумаг.

– Ох и жулик этот немец, – сказал он, рассматривая счета.

– Нет пока здесь католиков строителей, – вздохнул Скарга. – Ничего, всё во славу божью.

– Аминь, – подытожил Поссевин и перешёл к делу: – Книгу вашу читал «О единстве Церкви Божией под единым пастырем». Вы как ясновидящий, господин ректор. Всё по-вашему происходит.

Пётр Скарга искоса, как и учил иезуитов Игнатий Лойола, взглянул на него. Что-то с лести начинает господин советник. Никак что случилось?

– Сообщили мне, что в Минске некий пан православный Иеремия Голыштяк сжёг вашу книгу и кричал при этом, что бесовство это, – продолжил Поссевин. Он постучал пальцами по столу: – Ответ прибыл от царя? Я ротмистра Лютого с утра видел. Торопился к молодой жене, сказал, что привёз суму из Москвы.

Скарга встал, потянулся, заложил руки и начал прохаживаться по келье.

– Царь согласен, но требует сохранить своё потомство на московском престоле, – негромко сказал он. – Нужно бы всё-всё здесь подробно обговорить. Я думаю, что вопрос надзора за московским царством необходимо решить вместе с нашим генералом.

Поссевин потёр руки.

– Сначала мы вышлем наши предложения, их обдумают в Риме, – он тоже встал. – И потом уже то, что получится и будет устраивать нас, покажем царю. Надо с ним очень осторожно, нрав у него бешеный. Я еле ноги унёс из Москвы, когда из церкви убежал.

Остановившись, Скарга ухмыльнулся. Поссевин рассказывал ему, как царь Иван настойчиво звал того в церковь, а иезуит увиливал от входа в православный храм. Пришлось ему дойти до самых дверей, а потом незаметно отстать и убежать. Два дня после этого Поссевин трясся, ожидая расправы за отказ исполнить царскую волю. Но обошлось.

– Содрал бы кожу, – Скарга потёр щёку. – В Москве обычное дело сейчас.

– Царь до сих пор находится в расстройстве. – Поссевин усмехнулся. – Никак не может прийти в себя от смерти сына. И, конечно, чувствует себя обязанным нашему ордену за прекращение войны, хотя король Стефан и был против этого.