Русские так благоговеют перед царицей, что не смеют на нее смотреть… Когда царское величество садится в карету или выходит из нее, то они падают ниц на землю…
Ни для кого не проходила даром даже нечаянная встреча с царицею: тотчас начинались розыски и допросы, не было ли злого умысла. 26 апреля случилась какая-то встреча стольников с экипажем царицы, ехавшей на богомолье в Вознесенский монастырь… Началось дело, розыск и допросы».
Каждый день поутру читалось поучительное слово из «Златоуста», а после свершения «утреннего правила» наступал черед обедни в одной из домовых церквей. Впрочем, далеко не всегда – плохое самочувствие, хлопоты с детьми освобождали цариц от этого. В полном соответствии с «Домостроем», где прямо указано, что жены и домочадцы могут ходить к вечерни, заутрени или обедни «по рассуждению». То есть когда появляется такая возможность.
Повседневные выходы – будь то посещение церкви или же перемещения внутри дворца – обставлялись предельно просто. Лишь на праздники или особые торжества надевали дорогую одежду и брали с собой множество сопровождающих. Увидать царицу в короне или царевен с венцами на головах удавалось нечасто. А тем, кто не имел доступа во внутренние покои государыни, – и подавно. Адам Олеарий описывал, как возвращалась с богомолья жена русского царя: в предельно закрытой повозке, а за ней и вокруг нее ехали тридцать шесть прислужниц в алых нарядах и белых шляпах, причем все – верхом. Иногда экипаж царицы сопровождали боярские дети и мужчины из числа приближенных.
Чтобы понять, как много возле царицы по обыкновению бывало людей, рассмотрим выезд в Вознесенский монастырь Евдокии Стрешневой, второй жены царя Михаила Федоровича. 17 февраля 1626 года она отправилась в обитель на санях, и напротив нее сидели вдова князя Федора Мстиславского и жена Ивана Никитича Романова. За ней, тоже в санях, ехали вдова Ивана Ивановича Годунова, жена князя Ивана Черкасского, жена Федора Шереметева, жена князя Юрия Сулешева, жена князя Бориса Лыкова, вдова Ивана Стрешнева, затем мать царицы, вдова князя Пронского и боярыня Заболоцкая. И это не считая обычных прислужниц и боярских детей.
Выезды по монастырям совершали и ради благодеяний, и для поминовения усопших, и для молитв. Особенно когда болели дети. В таких случаях свита увеличивалась едва ли не вдвое – с няньками, помощницами, с дополнительной охраной… При себе держали деньги и угощения, поскольку принято было кормить нищих у монастырей. Милостыню раздавали порой весьма щедро. На Рождество 1659 года царь Алексей Михайлович подал по рублю восьмидесяти босякам. Большая сумма для того времени. А когда не стало его первой супруги, то на помин ее души не только заказывал молебны в храмах, но и просил «весь люд» о ней молиться. Чтобы Марию Ильиничну вспоминали в молитвах простые люди, им тоже во время царских выездов подавали от государя деньги.
Если дети сопровождали царицу в поездках, то у них, в точности как и у наших современников, возникал соблазн попробовать лакомство или купить новую игрушку. Расходные расписки XVII века сохранили немало записей об этом: царевнам и царевичам покупали по пути то сладости, то яблоки, то орехи. Свистульки, маленькие игрушки и куклы тоже есть в перечне покупок. Что ж, обычные малыши, пусть и царского рода! А иногда угощения детям приносили местные жители, оповещенные, что в такой-то час пожалует царское семейство. Самые незамысловатые дары – от пряников до кваса – принимались с большим уважением, и за каждый гостинец дарителю обязательно подавали несколько монет.
Важный значимый праздник – как Рождество или Пасха – всегда был днем больших приемов. Тогда к царице мог приехать патриарх, чтобы вместе с ней и царевнами возносить молитвы. По такому случаю обменивались и подарками. Но это поутру. А к обеду и позднее съезжались бояре, ближние и думные люди. Гостей принимали в Золотой палате царицы, но дочери Алексея Михайловича при этом не присутствовали.
Только сыновьям – и то с определенного возраста – позволялось выйти. Например, появление царевича Алексея Алексеевича на Пасху состоялось в 1668 году. Наследник престола, которому, впрочем, не суждено было править[54]
, стоял подле отца.Подтверждение этому мы видим в мемуарах Якоба Рейтенфельса, который отмечал, что дети государя «живут во внутренних помещениях дворца, куда никто не смеет проникнуть, кроме лиц, на попечении которых они находятся… Наружу они выходят не иначе как после того, как удалят всех, могущих попасть им навстречу». Память о царевиче Дмитрии, то ли убитом, то ли случайно заколовшемся, была еще свежа.