Княжна на продажу. Как дочерей русских государей меняли на мир и новые земли

Затем предполагаемый жених лично приехал в Москву. Это было первое знакомство, схематичное, знакомство-набросок, но очень важное: стороны понравились друг другу. Ирину, разумеется, датскому принцу не показали, но зато определенно обозначили приданое и свое расположение. Сам же «королевич» выглядел приятно, демонстрировал прекрасные манеры и держался с большим достоинством. За Вальдемаром наблюдали пристально: например, государь приказал доложить, как свита относится к сыну датского правителя. Вскоре ему сообщили: перед Вальдемаром снимают шляпы, а когда он обедает, стоят подле него, не смея шелохнуться. Этот ответ Михаилу Федоровичу пришелся по душе.

Сватовство признали удачным. Любопытно, что, описывая невесту, королевичу рассказали, что царевна Ирина, в отличие от некоторых других женщин, никогда не бывала пьяна… Занятная характеристика для молодой девушки. И все же начались дипломатические переговоры об условиях союза. И среди первых вопросов подняли тот, что касался веры.

Царевна Ирина, по замыслу ее семьи, не должна была ни при каких обстоятельствах менять православную веру. Этот момент датчане не стали оспаривать, но ясно дали понять – со своей стороны они проявляют такое же упорство: Вальдемар Шлезвиг-Гольштейн не должен принуждаться к смене вероисповедания.

Они не поняли друг друга – или просто не захотели понять. Несмотря на ясно обозначенные «границы» в переговорах, патриарх Иосиф и государь Михаил Федорович принялись рассказывать потенциальному жениху, насколько правильным для него будет «перекрещивание». Вальдемар выразил закономерный протест. Дело, начавшееся столь бодро и многообещающе, начало буксовать.

«Вера латинская» у русских духовников вызывала раздражение на протяжении сотен лет. В «Слове о вере крестьянской и латинской», которую, как полагают, написал игумен Феодосий, прямо говорится: «Ты же, благоверный самодержче, блюди себя от них». Митрополиту Никифору приписывают три послания против латинян… Неудивительно. Политика Рима периодически была довольно агрессивной по отношению к православию: вспомним, как папа Александр VI Борджиа требовал от польского правителя изгнать православную жену. А экспансия немецких рыцарей? В то время, когда святой князь Александр Невский поднимал свои знамена, не в последнюю очередь звучал призыв: «За веру православную!» Добавим к этому насаждение католичества, которое, хотя и было осуждено в 1317 году самим Римом, никак не способствовало благодушному восприятию западного христианства среди православных.

Вальдемар Кристиан вряд ли был посвящен в эти тонкости. Для него вопрос сохранения собственной веры оставался скорее статусным. Европейские принцессы, выходя замуж, перенимали обычаи своих новых родственников и не требовали от мужей подчиняться законам собственной семьи. А в случае со сватовством к царевне Ирине все происходило как раз так: от Вальдемара, по сути, требовали признания более высокого статуса его будущей супруги.

Чтобы склонить «латинянина» на свою сторону, патриарх Иосиф составил послание для королевича. В ответ он получил такое же аргументированное и подробное сообщение: Вальдемар останется при своем мнении. Царевна Ирина в этих прениях участия не принимала. Сомнительно, что у нее была и возможность общаться с потенциальным женихом.

Основные переговоры о женитьбе пришлись на 1644 год. В январе Вальдемар приехал в Москву, а в первых числах лета начались прения по религиозному вопросу относительно будущих новобрачных. Позицию датчанина отстаивал священник Матфей Фильгобер. Ему противостояли протопоп Никита, протопоп Иван Наседка, Михаил Рогов и греческие священники. Спор касался двух основных моментов: крещения и обрядов. Сильной стороной Вальдемара было то, что он напомнил русскому царю – когда-то Иван III выдал дочь замуж за католика. Так почему бы не сложиться схожему союзу?

Пространные объяснения о том, почему именно Вальдемар должен принять православие, не убедили датчанина. Участие в переговорах принимал даже польский посол Стемпковский – он утверждал, что упорство принца плохо скажется и на нем самом, и на отношениях России с Данией.

«Могу уступить в следующем, – отвечал Вальдемар, – пусть мои дети будут крещены в православной вере, посты я буду содержать сколько возможно без повреждения здоровью, буду сообразоваться с желанием государя в платье, больше ничего не уступлю… Что королю, отцу моему, будет плохо, если великий князь станет помогать шведам, до этого мне дела нет. Не думаю, что королевство датское и норвежское не могли справиться без русской помощи».