Михаил воспрял духом: он помнил о ней все эти годы и не женился, хотя на этом настаивала мать. Салтыковы были с позором высланы, а для Марии царь передал триста рублей на обустройство. Казалось бы, все должно было двигаться к свадьбе, но кандидатуру Хлоповой не принимала мать царя, инокиня Марфа. Спустя неделю после опалы Салтыковых она заставила сына написать отцу Марии, что свадьбы нет и не будет. Союз, столь желанный для Михаила Федоровича, теперь был под запретом навсегда.
Марфа хотела для сына блестящего брака. Ранее шли переговоры о племяннице датского короля, но, когда стало ясно, что союз не сложится, подыскала для Михаила другую невесту. Марию Долгорукову из черниговских Рюриковичей. Свадьбу сыграли в сентябре 1624 года, а вскоре молодой царь был уже вдов. Новоиспеченная супруга заболела еще во время торжества… И снова насмешка судьбы: то, в чем подозревали неповинную Хлопову, из-за чего потеряли столько времени, бумерангом вернулось к государю.
И снова повезли воеводы и бояре своих дочерей к царскому двору, и затем последовал новый смотр невест… Евдокия Лукьяновна Стрешнева стала первой из шестидесяти претенденток. Не родовита, как Долгорукова, не так красива, как Хлопова, но следовало поспешить: царь уже не юноша. На этот раз решили беречь девушку как зеницу ока. Терем стал для Евдокии еще более закрытым, чем бывало прежде. Во дворец ее привезли лишь за три дня до торжества, да и свадьбу сыграли тихо, не по-царски. «Счастье любит тишину?»
Ему был нужен сын. Не отличаясь крепким здоровьем, царь Михаил иногда с трудом передвигался. А в 1627 году такая печаль – дочка! Девочку назвали Ириной. Вероятнее всего, это имя «позаимствовали» у родной тетки царя, Ирины Никитичны. Крестины состоялись летом, причем церемонию провел сам патриарх Филарет. С той поры царевну поселили на женской половине дворца, как велел обычай, окружили ее мамками и няньками, которые обучали малышку рукоделию. А мать что ни год была тяжела: в 1628 году родила еще одну девочку, Пелагею, и лишь в 1629-м – долгожданного наследника, царевича Алексея Михайловича.
Нам мало что известно о ранних годах Ирины. Сохранились летописные свидетельства, что в конце 1628-го она присутствовала на богомольном выходе матери и бабушки, молившихся о благополучном разрешении от бремени царицы Евдокии. Что в марте следующего года царица потребовала принести к себе в палаты икону Антипия Великого, которого считали чудесным врачевателем зубной боли. У царевны с криком и слезами резались зубки, поэтому сердобольная мать заказала молебен да пожаловала храму 2 рубля.
Как и все девочки ее положения, Ирина была обучена грамоте. А в возрасте тринадцати лет «поспела». Стала невестой. Но откуда ждать сватов? Интерес царя Михаила простирался в Данию, где его собственные матримониальные планы ранее не реализовались. В качестве возможного жениха рассматривали принца Вальдемара Кристиана Шлезвиг-Гольштейнского.
…Каждая встреча этого мальчика с матерью оставляла у него глубокую душевную рану. Он не знал, когда снова сможет увидеть ее. Вальдемар был сыном короля Кристиана IV и его второй морганатической – то есть не равной по статусу – супруги, Кристины Мунк. У этой пары родились десять детей, но отношения между мужем и женой были подточены ревностью и подозрением. Дело закончилось грандиозным скандалом в 1628 году, перед праздником Мортенсафтен. Пока вся Дания жарила гусей, Кристину Мунк посадили под домашний арест, а через полтора года заставили ее уехать из столицы в одно из дальних поместий. Королевские дети оставались во дворце, под присмотром новой пассии короля Кристиана IV. А та, беззастенчиво пользуясь своей властью, то разрешала матери встретиться с малышами, то налагала на это категорический запрет.
Вальдемар не претендовал на трон. Любвеобильный Кристиан имел детей от первого брака, поэтому ему оставался титул графа Шлезвиг-Гольштейн и подаренный остров Тосинге. Не бог весть какой жених. И все-таки королевский сын, представитель правящей династии. Брак с царевной Ириной помог бы укрепить связи между Данией и Россией.
Ирина была младше Вальдемара на пять лет, поэтому с переговорами не торопились. В 1641 году в Копенгаген выдвинулось русское посольство, и по его итогам рапортовало Михаилу Федоровичу:
«Королевич волосом рус, ростом не мал, пригож лицом, здоров и разумен, умеет по-латыни, знает по-французски и немецкий язык, искусен в военном деле».