Княжна (СИ)

Князева снова изогнулась от сладостной пытки и перевела дыхание стоном.

Витя дёрнул щекой; пояс нетронутых брюк давил нещадно. Он руками трогал, гладил тело податливое, а Анна стонала так, что все его старания максимально нежным быть едва ли не летели в тартарары.

«Дьявол…»

Июльская жара, изнуряющая днём, стала казаться освежающей в сравнении с огнём, разгорающимся под кожей. Руки скользнули ещё ниже, огладили низ живота Ани, пальцы прошлись ровно по резинке в желании скользнуть за ткань белья, но Витя поцелуем спустился ещё ниже. Князева под ним дышала тяжко, не издавая ни лишнего звука.

— Ты очень мне нравишься, Княжна, — далеко не в первый раз признался Пчёлкин шепотом. Анна, вздрогнув почти блаженно, попыталась сказать, насколько связки позволяли, что и он ей нравился, но не смогла.

Рука мужчины опустилась ещё ниже, огладила самый верх внутренней стороны бедра, приподнятого, точно в приглашении.

Князева выдохнуть хотела, но проскулила тихо. Потом только, изогнувшись опять, сказала всё-таки:

— И… ты мне. Витя…

— Ты такая хорошая… — шепнул снова Пчёла и опять опустился. Губы оставляли дорожку полусырых следов, что кончалась сейчас у самых нижних ребёр девушки, а ладонь круговым движением прошлась по коже бедра. — Такая… моя…

Он мыслей подобрать не мог правильных, будто весь словарный запас Пчёлы вдруг сузился до двух-трёх прилагательных, какими Аню описать было недостаточно.

Поцелуй ниже. Рука снова огладила кругом так, что Князева подбила вдруг в нетерпении бёдра к мужчине. Его ладонь накрыла небольшое раздражение, оставшееся на коже от бритвы.

— Нравишься…

Бандит коротко сжал-разжал пальцы, словно те онемели, а потом средним и безымянным провёл по промежности девушки поверх ткани нижнего белья. Чернёнькие «бразилиана» сочетались с лифчиком такого же цвета; через ткань трусиков чувствовался влажный жар.

Аня едва ли не захлебнулась стоном и из-под прикрытых ресниц на мужчину посмотрела так, что тремор прошелся по плечам Вити.

Если бы под Пчёлой была любая другая девица, то он бы прямо в тот миг снял ремень, стянул бы им дамочке запястья, чтобы та не отвлекала внезапным желанием взяться за руки, и нагнул её. Но только Витя держался. Из последних сил.

Пчёлкин хотел Анну слишком долго, и именно из-за этого, вероятно, и был так обходителен.

Джентльмен ебучий.

— Нравишься. Сильно…

— Пожалуйста…

Аня хотела корпус приподнять, но рука Пчёлкина, придавливающая запястья к матрацу, помешала. Тогда Князева, чувствуя, как от смущения, почти что не ощущаемого за желанием стать единым целым, колени дёрнулись, сказала:

— Не тяни больше.

— Скажи, чего ты хочешь.

Низ живота не то, что тянуло — его давило в боли нетерпения, больше напоминающую резь. Аня, румянцем пошедшая от мыслей, касаний и слов, едва слышимых даже в полной тишине, посмотрела на Витю так, что рэкетиру неимоверно захотелось поцеловать Князеву. Взять её ласково под поясницу, перевернуть так, чтоб девушка бёдра ему оседлала, и… блять, раствориться в Князевой — во всех смыслах.

Но он сдержался. Опять. Продолжая в глаза смотреть, мужчина кончиками пальцев подцепил резинку нижнего белья и потянул чуть вниз так, что оголились бедренные косточки. А потом — ещё миг немого диалога одними взглядами, что говорили куда больше, чем слова, и трусики сползли ещё ниже.

— Я хочу, чтобы ты был ближе.

Он помедлил всего-лишь секунду, словно пытался понять, как тело его отреагировало на Анино желание, но через мгновения Витя подтянулся к ней. Коротко поцеловал в уголок губ и шепнул так, что Князева, вероятно, его бы не услышала, не будь Пчёлкин так близко:

— Не молчи, если что не так будет.

— Я скажу, — кивнула она ему быстро, толком, вероятно, своего обещания не поняв. Аня только дёрнулась коротко под мужчиной в нетерпении и сжала губы так, что кожная пленка на них могла порваться. — Ты, Пчёлкин, только не дразни больше…

Он хмыкнул. Помог себе свободной рукой и стал входить неспешно. Анна напряглась рефлекторно, зашипела тихо, и Витя зашептал почти что на ухо ей, целуя разбросанные пряди:

— Ты такая красивая, моя милая. Такая хорошая, ласковая… Всё хорошо, помнишь? Всё хорошо?..

— Хорошо, — сказала она с дрогнувшими связками и вытянулась под мужчиной, словно думала избавиться от напряжения в нижней части живота, от которого совершенно отвыкла. Пчёлкина тряхнуло изнутри, — будто разрядом тока, от мощности которого обычно не выживают — когда Аня перевела дыхание и чуть бёдрами под ним качнула.

Это взорвало Вите душу. Он всё понял. Левой рукой мужчина погладил девушку по талии, по бедру и помог себе, мягко укладывая ножку Князевой себе на поясницу. Девушка под тихий его мат обхватила внутри себя Пчёлкина, когда тот глубже вошел, и жар, тугость её мужчину чуть ли не с ума свели.

Витя, покусывая Князевой мочку уха, взял девушку за руки, развел ладони в стороны так, что Аня под ним чуть ли не совсем неподвижной осталась. И тогда он поцеловал её снова в щёку скулистую и сделал толчок.

Хорошо… В смысле самого простого, почти первобытного естества — хорошо.