Княжна (СИ)

Князева дёрнула уголком губ, давя усмешку; как-то нескладно получается. Отчего же Делажу такая охрана, за которую он не держится особо? Раз бугаи так его «берегут», то, может, Амори вообще в Хименесе и де Фарсеас необходимости не видит? А с собой их взял только для вида, статуса?

Амори её усмешку растолковал иначе и, чуть наклонив голову вбок, спросил:

— Думаете, не стоило?

— Думаю, что это не моё дело.

Делаж расхохотался низко, как не смеялся ни один злодей из фильмов ужасов, и протянул излишне тягуче:

— Откуда такая уверенность, Анна, в том, что всё, происходящее вокруг вас, конкретно к вам никакого отношения не имеет? — и чуть отодвинул от себя бокал, обходя девушку слева, присел на стул напротив Князевой. Она лицом к нему не обернулась, вдруг побоявшись вздохнуть слишком громко от такого вопроса.

А в голове, как произносимый в рупор, приказ: «Держи лицо равнодушным, не позволяй себе эмоций!..»

— Я же не просто так вас спрашиваю обо всём… — протянул снова Делаж, но, не получив от Князевой ни взгляда, вдруг ушёл в рассуждения: — Всё пытаюсь с вами поговорить, а вы уверяете меня, что не ваше дело… Может, вы просто в себе не уверены?

Анне показалось, что где-то что-то взорвалось. Отчего иначе у неё дыхание спёрло в груди так сильно, словно воздух ночного клуба стал казаться сухим и затхлым?

Очень захотелось обернуться и в возмущении французу залепить пощечину. Потом процокать каблуками к выходу, не боясь, что за ней кинутся, дабы кости пересчитать, и поймать такси до Скаковой, заканчивая тем самым тяжелый день своего рождения.

Да, в конце концов, что он себе только позволяет!..

Но Амори вскинул быстро руки:

— Не в обиду вам, мадмуазель Князева. Мне кажется, что в этом нет вашей вины. Зерно неуверенности было посеяно другими людьми, а теперь пустило корни. Или даже дало плоды.

Она тяжело вздохнула, ощущая, как сердце с тягостью сокращалось в груди в попытке снести рёбра тараном. В голове Анны мелькнула мысль, что если бы сейчас Князева в зеркало посмотрела, то в глазах своих не увидела зрачка — вот как сильно сузился бы он от злобы.

— Когда кажется, креститься надо, — по-русски кинула сквозь плотно сжатые зубы.

Делаж продолжал, внимательно следя за дрожанием фаланг пальцев Князевой, исправно собирающихся в кулаки:

— Возможно, с вами не делились семейными хлопотами в детстве?

Анна качнула головой, хотя и не желала отвечать.

— Или ваше мнение не учитывалось при разговорах с родителями?

Князева снова качнула в отрицании головой, хотя и чувствовала, что врала. Но Амори Делаж, криминальный авторитет из столицы Франции, явно не был тем человеком, с которым Ане хотелось бы делиться детскими травмами. Тем более, делиться не на трезвую голову!..

Мсье Делаж чуть наклонился, словно в лицо Анны пытался заглянуть, и её взгляд снова кинулся к дверям зала.

Все ещё никого.

«Позову, если он опять попытается меня коснуться», — решила Князева.

Пальцы на ножке бокала от вина крепче сжались, но не поднесли фужера к губам.

— Тогда, может, дело в образовании? В его закостенелой системе, вынуждающей думать так, как угодно большинству?

— Нет, — снова кинула Князева, уже не лгала. — У меня прекрасное образование.

— Охотно верю, — поддакнул Амори. Анна вдруг услышала в его голосе какой-то щелчок, вспышку. Отчего-то у неё сразу возникла в голове ассоциация с вампиром, почувствовавшим поблизости каплю свежей, ещё не опробованной крови, до которой сразу задушила дикая жажда.

«В руках, Анна, держи себя в руках…»

— Вы обучались французскому языку в университете? Или знаете его со школьной скамьи?

— В высшем учебном заведении. В Латвии.

— Помнится, летом там была война? — скорбно уточнил Амори.

Князева чуть ли не впервые ощутила, что имел в виду Пчёла, когда говорил, что у него «кулаки чесались». В тот миг руки у Анны чуть ли кожей не трескались от желания заткнуть, наконец, Делажа, который… был просто ей неприятен. На каком-то подсознательном уровне.

Он казался ей скользким. Прямо как лягушка — главный деликатес французской кухни, согласно стереотипам, укоренившимся в сознании людей стран бывшего Союза.

— Государственный переворот, — поправила его девушка и всё-таки потянулась к бокалу, чтобы хоть как-то горло смочить. Можно было даже вином, лишь сильнее сгущающему духоту в груди.

Француз в мнимом сожалении зацокал часто-часто языком, чуть качнул головой:

— Ужасно. Сколько мирных людей пострадало!..

У Анны на мгновение мир стал чёрно-белым, теряя краски, а потом вернулся в норму, но после обесцвеченной картины чуть ли не взорвался обилием яркости.

Она, не поднимая головы, взглянула вбок, на Амори. Напомнила себе, что у Делажа точно уж сердце не обливалось кровью за балтийский город, что он, если и следил за ситуацией, то только с целью наживиться как-нибудь.

Например, «толкнуть» по теневым путям какой-нибудь группе мародёров свои термитные смеси и получить за них миллионы обесценивающихся рублей, какие едва можно было перевести в сотню евро.

Анна глотнула вина, когда Амори вдруг стёр с уголка губ каплю алкоголя и приподнялся с места, делая к Князевой шаг: