Княжна (СИ)

— Ус сказал, что он в машине.

Аня чуть не задала совершенно резонный вопрос. На лицо Витино посмотрела, какое за секунды осунулось, сделавшись острым, и поняла тогда, про кого шла речь. Явно не про Усова Бобр говорил, а про человека, из-за угроз которого и охранял Князеву с начала октября.

Речь шла про человека, какого Пчёлкин обещал убить.

Девушка посмотрела перед собой, чувствуя себя почти что пристыженной. То, что стала свидетелем разговора, какой слышать должна не была, лежало на поверхности; дрогнула в натяжении аорта.

Князева, дав миг на подумать, оценить, насколько оправдано могло быть её касание, всё-таки рискнула. Положила вторую ладонь на пальцы свои, обнимая мужчину своего в осторожной ласке за локоть, а потом голову приподняла и от взора потемневших глаз вздрогнула так, что даже, наверно, со стороны было видно.

Нутро сжалось, скомкалось — будто чьи-то невидимые сильные руки думали выжать, как половую тряпку.

Анне хватило трех секунд и одного сердечного удара, чтоб понять: тогда она держалась не за «Витеньку», а за Пчёлу — криминального авторитета, способного на аферы самых разных уровней сложности и жестокости. Странный холод прошелся по коже — не тот мороз, от которого можно намертво замёрзнуть.

Если бы Князева сравнила это с чем, то назвала бы… летней прохладой. Той самой, что наступала ближе к сумеркам и дарила наслаждение после дневной знойности.

Витя дёрнул щекой жестом, какой никак не вязался в голове Аниной с мужчиной, называющим её разными нежными прозвищами, и спросил:

— Ус сам где?

— На позиции.

В напряжении по спине пробежался туда-обратно табун отвратительных мурашек — вдоль позвоночника лапками скребли жуки-скарабеи. Князева, молча, посмотрела на мужчину своего, осознавая всё более, чем ясно; до убийства последней фигуры группировки Бека, до лидера всей той шайки-лейки оставались какие-то минуты.

Тишина тяжестью легла на плечи Князевой. Но прерывать молчание девушка не планировала — равно, как и одёргивать, останавливать Витю.

Князева повела чуть головой, словно отогнать пыталась лишние мысли, напоминающие мух, жужжащих около ушей. Хвост завитыми локонами погладил спину, из-за чего девушка чуть плечами не передёрнула; а из-за чего, собственно, ей Пчёлу останавливать?

По какой причине? Что такого хорошо Бек для неё, для самого Вити сделал, чтоб Аня Пчёлкина попыталась отговорить, образумить? Да ни черта доброго он не сделал! Мало того, что Князевой угрожал наркотиками накачать до состояния, в котором не смогла бы «право» от «лево» отличать, и кинуть своим шакалам «веселиться», Бек ещё и Фархада застрелил вместе со всеми людьми его. Не сделал он ни одной вещи хорошей, за которую можно было бы его пощадить.

Потому… пусть Витя закончит то, что с бригадой планировал столько дней.

Плевать. Почти откровенно. Даже если это грех серьёзный, то чего им бояться? Князева в Бога не верила, что уже ей дорогу в несуществующий Рай закрывало. Пчёлкину с его жизнью, вероятно, тяжесть очередной жизни на душе собственной уже давно непосильной не казалась.

Аня разлепила губы, только чтоб уточнить:

— Остальные уже мертвы?

Витя, если и был удивлен, то виду не подал. Князева непроизвольно дёрнула уголком губ и, взгляд из пустоты переведя, посмотрела поочередно на мужчин. Бобровицкий, которому смена эмоций вообще была, видно, не особо характерна, взглянул на Пчёлкина в ожидании разрешения ответить или, напротив, указа замолчать.

Прошли долгие пять секунд, что тишиной играли на нервах Ани, на как струнах арфы, и тогда Пчёла сказал:

— Все. За исключением Бека.

Аня снова вместо ответа какого-либо поджала губы. Прислушалась к себе. Совесть говорила, но будто шепотом, будто из-под толстого слоя льда, под которым тонула, коченея в холодной воде.

Стрелка морального компаса не меняла своего сбитого направления. Князева посчитала это знаком.

— Я могу подождать у себя в кабинете.

— Если ты того хочешь, — кивнул Пчёла в сдержанности, на какую не собиралась обижаться. Она пальцами провела по впадинке локтя, и ладонь оказалась поймана рукой Витиной, что в странном, совершенно неясном Ане экстазе взорвало душу точно больным удовольствием.

Почему ей так сделалось? Сама не знала.

— У нас есть иные варианты?

Пчёлкин сглотнул так, что на скулах его заходили желваки, и взгляд на Князеву опустил, не отвечая. Девушка думала безобидно, почти покладисто улыбнуться, но вдруг поняла, что взор у Вити был слишком прямой. Словно он насквозь её прошить думал, каждую мысль прочесть.

Тогда Аня поняла — у Пчёлы к ней было другое предложение. И оно, вероятно, Князевой бы не особо понравилось.

Под рёбрами у девушки затянули тугую портупею, долгое ношение которой могло бы грудину деформировать, сделав ту у́же. Витя тогда развернулся к Ане лицом; отчего-то в тот миг плечи его Князевой показались расположенными выше привычного. Почудилось, что дотянуться бы до них не смогла даже на каблуках.

Она спрятаться за ним, Витей, смогла целиком, если б кто облаву в тот самый миг устроил.

— Если ты хочешь, — повторил тише Витя, но в слова свои вложил уже другой смысл.