Княжна (СИ)

Мама от слов этих только судорожнее вздохнула, едва не сминая только что выглаженный галстук, и за локоть Фила взялась. Друг что-то ещё матери сказал, прежде чем усадить Пчёлкину на стульчик у входа в спальню, но Витя слов не услышал толком за хохотом налетевшего на него шафера.

Кос чуть ли не на плечи Пчёле запрыгнул, ладонями застучал по рукам, приговаривая:

— Ай-й, ну, ты прикинь! У меня друг женится, ахренеть! — и Вите, едва не огорошенного таким громким приветствием, лицо в ладонях зажал. — Ещё ведь не кто-то там, а Пчёла! Ну, ты прикинь только!..

— Кос, ёшкин кот, рубашку мне не помни. Ты чего, уже навеселе что ли? Чего скачешь, как конь?

— Ой, прям, порадоваться нельзя! — фыркнул в напускной обиде Холмогоров.

Пчёлкин не менее выразительно его передразнил точно по привычке, а потом, когда двухсекундная тишина стала казаться смешной, оба прыснули так, что чуть напополам не согнулись.

Хотя, как тут не смеяться? Сказал бы Пчёле кто года три назад, что он всё-таки из всех женщин мира с одной единственной решит обручиться, то Витя не поверил бы. А теперь стоит, ржёт вместе со своим шафером, при этом поправляет рукава рубашки и брюки от свадебного своего костюма, смеясь уже с прошлых своих мыслей.

Вот ведь жизнь-то…

Они с Косом, друг друга подкалывая за особый официоз в одежде, который прямо-таки сильно в глаза бросался, зашли в гостиную. Саша в долгом рукопожатии что-то говорил Павлу Викторовичу, от прихода гостей засиявшему, подобно начищенному пятаку, и усмехнулся добро, взором указав в сторону вошедших друзей:

— …заставила за ум взяться. Так что, не знаю, чего там тётя Ира всё расстраивается.

В ответ старший Пчёлкин только свободной рукой махнул:

— Эй, устал бороться. Только в себя придёт, успокоится — так через минут десять опять глаза на мокром месте. Невозможно уже, хоть не говори с ней об этом… Привет, Космос!

— Здр-расте, дядь Паша, — Холмогоров откашлялся мокротой, в горле собравшейся из-за смеха, и за руку поздоровался с отцом Витиным.

Сам Пчёла в последний раз провёл ваткой с перекисью по скуле, убрал ту на стенку с фронтовой фотографией папы, уже сильно потрескавшейся, поклеенной по краям и пошедшей желтизной от времени.

— …сильно на тётю Иру не ругайтесь! Её тоже ведь понять можно, — пробасил Кос с улыбкой, которой всегда от батиных друзей-астрофизиков отделывался. — Охломон её каждый день, что ли, женится? Вот и трясётся!..

— Слышь, сейчас за «охломона» получишь! — кинул Пчёла, отвернувшись от снимка.

Папа, наконец, хлопнувший Сашу по плечу, засмеялся. Кос в ответ вскинул руки в жесте мнимой капитуляции и, все так же смеясь, оббежал вокруг Белова, будто за ним думал спрятаться, проголосил:

— Ага, и будет у тебя свидетель с фингалом! Надо это тебе? Как ты внукам будешь объяснять, почему дядя Космос на свадьбе выглядел так, будто его толпой метелили?!..

— Спокойно, Пчёла, — так же вскинул руки Саня, Витю ловя за локти. — Обойдёмся без кровопролития!

Пчёлкин усмехнулся, переводя дыхание. По итогу пальцем погрозил:

— Тебе повезло, что я женюсь сегодня.

— И, правда, Слава Богу! — Кос со всё такими же взброшенными вверх ладонями в напускной осторожности попятился от Вити. Уселся в кресло прямо напротив балкона, не вытаскивая из-под себя подола тёмно-зеленого пиджака.

Отец потянул друг на друга разные концы жилетки и, приняв, наконец, что она не сойдётся, из-под очков нахмурился. Витя в который раз поправил манжеты рубашки, что, вероятно, смяться могли от постоянных поправлений.

Тогда Павел Викторович, решив что-то, вздохнул, сказал:

— Ладно, ребята. Разговаривайте… Через часик поедем уже.

— Раньше, — сказал Белов Пчёлкину — старшему или младшему, это было вторично. Кос густыми бровями дёрнул, и Саня, поняв немой вопрос, пояснил:

— Мне за Анькой и барышнями нашими ещё надо с Максом заехать. Да и вы особо не задерживайтесь, хрен знает, что на дорогах будет. Ещё в пробке встрянете, если поздно выедете — вот точно будет, что потом внукам рассказать!..

Павел Викторович вышел из гостиной, на пороге задержавшись лишь для того, чтоб с Валерой за руку поздороваться. А потом он двери чуть прикрыл; из-за запахнутых створок, через две стены послышалось:

— Ну, Ир, чего ты!.. Сколько уж рыдать можно? А на церемонии чего будешь делать? Потоп устроишь?..

Витя усмехнулся; эх, мама-мама… Папа-то прав.

Белый сел на диван, широко раскидывая колени, когда Валера опустился на подлокотник. Пчёла остался стоять посреди гостиной, окно открыл.

Сквозняк был одновременно громче и тише мыслей, которые к Вите пытались пробиться, как через слой льда. Меньше, чем через час, двинут уже на ВДНХ… А там — ещё час, наполненный, встречей гостей, утягивающих его в череду бесконечных разговоров ни о чем и обо всем сразу, спрашивающих про невесту, сыплющими поздравлениями, на которых Пчёле кроме банального «спасибо» нечем будет ответить.