Княжна (СИ)

Саня с усмешкой, всем присутствующим хорошо знакомой, на перепалку эту посмотрел. А потом на ноги поднялся, туша только початую сигарету в стоящей на подоконнике пепельнице, на которую Холмогоров не обратил внимания, и, не тратя времени на подбор правильных формулировок, Вите сказал:

— Сестрёнку мою не обижай, Пчёла.

— Да с чего мне, — хмыкнул Витя и снова одёрнул манжеты. — Три года не обижал…

— И не думай начинать, — осёк его Белов быстро, так, будто словами хотел напополам разрубить, как катаной. И Пчёлкин тогда не стал усмехаться и юлить.

— Не буду, — уверил Сашу, а вместе с тем и самого себя. Осталось лишь воспоминание прошлой фразы, ещё держащей Белого в напряжении, а у самого Пчёлкина лицо сразу стало серьезным, как всегда бывало после неудачной шутки.

— Сам не обижу. И другим не позволю.

Кос затянулся, выпуская вместе со выдохом очередную табачную струю. Белый тогда в какой-то задумчивости кивнул. Будто снова в голове прогнал все мысли, которыми себя мучил с самого лета девяносто первого года, когда был не в состоянии смириться с отношениями Ани и Вити.

А потом он Пчёлу хлопнул по плечам, подтверждая данное им «добро».

Постояли, не шевелясь недолго. Кровь то нагревалась до бурления, кидая в жар, то, напротив, почти леденела, забивая собою вены и артерии. Витя задышал реже, тяжелее и в норму пришёл, когда Саша улыбнулся скорее глазами.

Валера, с Косом переглянувшись, тоже к брату двинулся.

Когда Холмогоров ладонь Пчёле пожал с громким хлопком, Витя выдохнул, как перед прыжком на глубину, перед полетом в бездну:

— Наверно, пора?

Саня одёрнул рукав рубашки, за собой спрятавшей циферблат часов, прикинул время. Кивнул:

— Да. Я поеду, — и поправил на ходу пальто. Бригадиры за ним вышли в коридор, где Белый в зеркале поправлял зачёсанные волосы, через отражающую гладь поймал взгляд друзей и указал:

— Вы тоже не засиживайтесь больно! Пчёл, ты помни, тебе ещё к ребятам надо выйти, пока они там совсем не замёрзли.

— Есть, шеф, — отсалютовал ему Валера под гогот Космоса, привалившегося к косяку. Белов в ответ снова улыбнулся, демонстрируя все тридцать два зуба и, запахивая пальто, аккуратно проверил во внутреннем кармане украшение, которое сестре двоюродной к свадьбе специально купил.

Ирина Антоновна вышла с глазами красными, но уже сухими, когда Белый проговорил:

— Давайте, братья, не прощаемся, — и родителям Пчёлы сказал: — Дядь Паша, тётя Ира, мы с вами ещё в ЗАГСе увидимся!

— Езжай, Сашка, — махнул ему рукой уже одетый с иголочки Павел Викторович.

Белый кивнул удивительно тепло для человека, широко известного в криминальных структурах, и всем разом помахал рукой. Вышел из квартиры, которую за Сашей никто не закрыл; мама, ставшая от слёз болезненно-бледной, повисла на локте Витином, на очередной реплике своей сильно боясь заплакать:

— Дай я тебе галстук завяжу. Пиджак ещё надеть надо…

— Пойдём, мамуль, — отозвался Витя, руку ей свою крепче подставляя.

Кос и Валера переглянулись то ли в трогательности, то ли в лёгкой тоске, когда заметили, как тётя Ира Витю в кресло усадила, чтоб до шеи ему не тянуться. Только ни от первого, ни от второго не осталось и следа, когда Павел Викторович руки положил на плечи бригадирам.

Он заговорщицким шепотом у них уточнил:

— Ребята, кто-нибудь из вас сегодня за рулем будет?

Фил с Холмогоровым снова переглянулись, явно поняв, куда папа Вити их клонил, и с улыбкой выразительной синхронно ответили почти нараспев:

— Не-ет.

Павел Викторович, кажется, только такого ответа и ждал. Он осторожно заглянул в гостиную, проверяя занятость жены своей, и не менее осторожно у парней спросил:

— Как смотрите на то, чтоб за молодых опрокинуть стопочку четырёхлетнего коньячка?

Фил на Коса взглянул и, не увидев на лице у друга и капли сомнения, произнес негромко:

— Думаю, исключительно положительно, дядь Паша.

Пчёлкин в одобрении щёлкнул языком и развернул ребят на все сто восемьдесят, стал колонной протискиваться в небольшую кухню. Тихо-тихо, почти мышкой, с дальней полки гарнитура достал тёмную матовую бутылку с алкоголем, приятно обжигающим желудок.

Гудки машин братвы были слышны даже с торца дома.

Звонок в дверь, раздавшийся в начале двенадцатого часа, застал Анну врасплох. Она стояла посреди спальни, которую уже как третий год делила с Пчёлой, в новом комплекте из белого кружева, когда Ольга принесла невесте проглаженное платье.

Тома сидела на кровати, заваленной косметикой, одеждой и прочим хламом, без которого к свадьбе нельзя было подготовиться, и красила перламутровым блеском губы. Анна в отличие от подруги на звонок вся вскинулась. На каким-то инстинктивном уровне она прикрыла ладонями грудь, пряча почти полную наготу; взглядом у Беловой, высоко над головой держащей вешалку с платьем, — цвета, как важно поправила консультантка в ателье, «не белого, а холодного айвори» — спросила, кого это там принесло.

Стрелки часов собрались в острый угол; до приезда Саши ещё оставалось время — может быть, не так много, но оно было! А других людей Анна и не ждала особо…