Княжна (СИ)

Девушка прошла в кухню-столовую почти вровень по следам Ольги. Белова уже осматривала стол, на котором Анна оставила недоеденный бутерброд с красной рыбой, полученной по великому блату, и огурцом и чашку излюбленного чая. Сама, не спрашивая разрешения, принялась хозяйничать, потянулась за стаканом, чтоб себе заварить кофе.

— Как настрой? — спросила Оля, достав с нижней полки гарнитура стеклянную банку.

У Ани от вопроса этого ноги, мышцы которых в напряжении серьезном были с самого начала недели, будто стали желеобразными. На каждом шаге грозились вес тела Князевой не выдержать, позволить ей рухнуть на пол и наставить на руки и ноги синяки, какие платьем не скрыть.

Настрой… был хороший. Скорее, даже замечательный. Ведь они с Пчёлой к этому дню шли долго, целый месяц в любую свободную минуту обсуждали программу, списки приглашенных, меню в ресторане, и всё, бесспорно, было идеально — они оба за это ручались.

Но Анну уже привычно, как перед любым важным событием, чуть ли не насквозь прошивал мандраж.

В голове ульем гудели мысли, что что-то, да пойдет не так. Что? Да мало ли поводов!.. Например, Тома, вызвавшаяся привезти платье к восьми часам утра, застрянет в пробках. Или многоуровневый торт, заказанный у кондитера, которого настойчиво рекомендовала мама Ани, сломается, прогнётся под собственным весом. Да, в конце концов, банально Князева ноги натрёт новыми каблуками, поскользнется на ледяной корочке возле самого ЗАГСа, не успев схватиться за локоть Саши, который вызвался двоюродную сестру провести к алтарю заместо покойных отца и крестного…

Прогонять эти думы девушка старалась, но те снова и снова возвращались в черепную коробку, шумя сильнее столицы, дороги которой становились красными в час-пик. Бороться с переживаниями в какой-то момент стало выше сил Аниных, и она, присев на стул, обитым бархатом благородно-зеленого цвета, прямо Беловой и сказала:

— Волнуюсь.

Оля взгляд через плечо кинула, говоря одновременно сдержанно и горячо:

— Зря.

Чайная ложечка звонко ударилась о стенки стакана, не по тону, а по характеру напоминая удар судейского молотка. Белова залила измельченные зерна кипятком и, поджав губы, добавила, признавая:

— Хотя это, в какой-то степени, нормально. Я, помню, тоже места себе найти не могла. Всё носилась из угла в угол, как умалишенная… Только бабушку напугала.

Аня усмехнулась тихо, подавляя желание выразительно хохотнуть.

Она женщину, воспитывавшую Ольгу с самого детства, видела лишь раз, на выписке бывшей Суриковой из роддома. И Елизавета Андреевна Князевой показалась человеком, который в принципе никаких эмоций, кроме отвращения, на лице своем показывать не мог — уж слишком неприятны были для неё «деятельность» Саши, бригадиры, пришедшие под окна к внученьке с песнями, и, в принципе, всё в Олиной жизни происходящее. Оттого и представить бабушку подруги напуганной до такой степени, чтоб Сурикова-старшая кудахтала курицей-наседкой, не получалось. Будто бывшая Князева пыталась вообразить вещь совершенно абсурдную — например, курящего слона верхом на белом медведе.

Губы изогнула усмешка ни то от воспоминаний, ни то от глупых мыслей. Белова чашку поставила на блюдечко и села рядом с Аней, словив её руку своими.

Ольге показалось, что она обняла ладонь Снегурочки, статуи, высеченной изо льда и возвышающейся в центре ледяного городка.

— Всё отлично будет, Анютик. Вот увидишь…

— Знаю, — проговорила она в ответ, хотя и уверенности железобетонной, как таковой, не было. Лишь так, какая-то её частичка, отколовшаяся и затерявшаяся в глубине души Князевой.

Девушка вернула супруге Сашиной улыбку, и та блеском глаз ответила, вынуждая, всё-таки, верить в лучшее.

Электрический чайник, вскипевший какие-то секунды назад, ещё малость трясся на подставке. Невеста себя чувствовала так же — так же дрожала, так же под рёбрами было горячо, будто кровь довели до температуры, после которой белок должен был свернуться.

Дёрнула щекой, себя одёргивая; нервы, просто нервы…

Оля отхлебнула лишь глоток горького кофе, от которого Аню обычно воротило, и посмотрела на часы, висящие над столом. Они показывали середину седьмого. До приезда Тамары было ещё около полутора часов, но Белова дёрнулась, словно времени у них было в обрез.

— Ты поела уже?

— Вроде как.

— Бегом в душ, — скомандовала Белова тоном, которому у мужа научилась. — Волосы обязательно помой, чтоб уложили без проблем. И не задерживайся сильно, нам ещё краситься, платье мерить и причёску делать!..

Церемония была назначена на час, но к одиннадцати часам утра Пчёлкин был уже готов. Надел костюм, который мама с любовью и мелкой тряской ладоней прогладила, и сидел на диване, зажимая платком небольшую царапину у самого уха, оставшуюся после бритья.

Перед ним ходил отец, всё поправляя жилетку на пуговицах, и сетовал:

— Ну, Витя, правда, что ты, пацан, что ли, малолетний? Другого времени не нашёл станком морду себе полосовать, прямо перед церемонией надо было!..

— Да ладно, бать. До свадьбы заживёт.