Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу

На следующий день за обедом сын вдруг поморщился, словно от боли, и его большие карие глаза затуманились.

– Что-то нехорошо, папа… – пробормотал он, откладывая вилку.

– Да ты с утра что-то невеселый и вялый, – встревожился Сергей Александрович.

– Да это ничего. Сейчас пройдет.

Но не прошло. Напротив. С каждым часом юноше становилось все хуже. К вечеру он уже весь пылал, не в силах был поднять руку, и вдруг начал бредить.

Сергей Александрович сходил с ума! Сын его рос здоровым мальчишкой, и в юности ничем особо не болел, и теперь отец просто не понимал, что же такое приключилось с его Николенькой. Не понимали и лекаря. Немец и француз поочередно разводили руками, выражая полное бессилие. Ошерову показалось, что он в состоянии убить обоих! Но он только рукой махнул и поспешил к сыну, опустился на колени возле его кровати.

– Мальчик мой, соколик, ты меня слышишь?

Его ладонь тревожно легла на жаркий лоб Николеньки. Молчание, потом тихие стоны в беспамятстве. К ночи стало совсем плохо…

На третий день Ошеров, пошатываясь, вышел из комнаты сына, который так и не приходил в сознание. Слипались красные от бессонных ночей глаза, в висках гудело. Сергей Александрович уже не думал ни о чем, ничего не понимал. «Конец?» – спросил он сам себя, и долго не мог осознать значения этого слова. А потом содрогнулся… Если Николенька… Не дай Бог! Тогда это конец и ему, Ошерову, тогда пуля в лоб или…

Он не замечая сам, куда идет, прошел на половину дворовых. Из-за приоткрытой дверцы слышался бабий гомон. Ошеров не прислушивался, пока не прозвучало имя – словно ударило.

– А, слышь, мать Досифея в Ивановском монастыре…

В девяносто первом году Сергей Александрович был в Петербурге, виделся последний раз с Потемкиным. Светлейший давно уже знал об Августе, и Ошерову удалось доподлинно выпытать у него, где и с каким именем она пострижена в монахини. Да и слухи по Москве давно распространялись, из-за которых Сергей Александрович не мог спокойно проезжать мимо Ивановского монастыря.

– …великая молитвенница! У Сашки муж был при смерти, так она до матери Досифеи дошла…

– Нешто пустили?

– Пробилась! Так матушка при ней прямо помолилась…

«Досифея? Августа?! – надежда, последняя, необъяснимая, прорвала черноту отчаяния, и Ошерова охватила лихорадочная дрожь нетерпения. – Да, если возможно для меня чудо на земле, то только через нее!»

Вскоре Сергей Александрович мчался верхом к Ивановскому монастырю…