Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы

После того как князья Иван Григорьевич и Сергей Григорьевич сложили свои головы на плахе, а приговорённый с ними к казни брат их Алексей Григорьевич не был казнён только потому, что, сосланный в Березов, успел умереть там прежде; после того как сложил с ними вместе, тоже на плахе, свою голову знаменитый дипломат Петра Великого князь Василий Лукич, а сын Алексея Григорьевича, блестящий князь Иван Алексеевич, после четвертования, с головою своею также Богу душу отдал, младший же брат его Николай Алексеевич остался с вырезанным языком и, вместе с фельдмаршалом князем Василием Владимировичем, был заключён в тесную келью Соловецкого монастыря; после того как царская невеста, гордая красавица княжна Екатерина Алексеевна под розгами должна была дать показание, что она находилась в любовной связи с каким-то Овцыным, так как такое показание Бирону казалось нужным на тот конец, что если бы и в самом деле у неё оказался ребёнок, то у него было бы собственноручное удостоверение, что ребёнок тот не царственной крови; после того как она, сосланная в глубину Сибири, в убогом монастыре должна была сама с песком и дресвою полы мыть, дрова и воду таскать, — после всего этого иссякла сила и величие князей Долгоруковых. Кровью искупили они свою заносчивость, самолюбивые стремления, пожалуй, дерзость и наглость; очистили себя от всего, что было в них недостойного. А заслуги их перед землёю родною, перед государями русскими и народом православным остались за ними. С этими заслугами предстали они перед престолом Божиим с жалобой на своих мучителей. И слава рода их не померкла от таких казней. Происходя в прямой линии от удельного князя черниговского Михаила Всеволодовича, известного тем, что до получения по роду черниговского княжения он был избранным князем Великого Новгорода и заслужил там общую любовь; потом примирил двух враждующих родных братьев, великих князей владимирских, родоначальников великого московского дома, Константина и Юрия, от гнева которого, при нашествии Батыя, был замучен за Русь святую, за веру православную и причислен нашею церковью к лику святых мучеников, — князья Долгоруковы, последовательным рядом своих нисходящих представителей, заслужили славное имя на Руси, и несправедливая казнь едва не целого рода не могла коснуться их имени. Она, скорее, легла пятном на русскую историю как след ничем не заслуженного и ничем не оправдываемого чужеземного владычества, которым, по его беспримерной пустоте и наглому эгоизму, могли руководить такие лица, разумеется, высокого ума, но далеко не честного направления, каким рисует нам история князя Никиту Юрьевича Трубецкого.

После гибели Долгоруковых и за смертью жены своей, казалось бы, Никита Юрьевич должен был успокоиться и признать счёты по нанесённому ему оскорблению оконченными. Казалось бы, но не так думал Никита Юрьевич. Он помнил, что когда он хотел жениться, то против его свадьбы восставали, а после, когда умер его тесть, граф Таврило Иванович, и его неверная супруга должна была подпасть под всю мощь его супружеской власти, то против такой власти его её прикрыли её сестра Анна Гавриловна Ягужинская и её брат Граф Михаил Гаврилович Головкин.

   — Стой, не торопись! — сказали они. — Не одного тебя жены обманывали, не всех же душить! Твоя жена ещё невестой сказала, что ты не мил ей, — чего же ты хотел? Весь грех на тебе да на покойном нашем родителе графе Гавриле Ивановиче, которого ты объегорить успел; нас-то не объегоришь!

А Анна Гавриловна была барыня с весом, с влиянием. Мужа её, Павла Ивановича Ягужинского, сама государыня уважала и любила. Он первым глаза ей относительно пунктов открыл, первым её самодержавную волю начал отстаивать. С нею нужно было быть осторожнее. Наконец она овдовела. Что ж? Михаил Петрович Бестужев-Рюмин в неё влюбился. А Бестужевым Бирон хоть и старался не дать хода — боялся воспоминаний прошлого; говорят же, что отец их, Пётр Михайлович, на деревенских-то хлебах да на вольном воздухе весьма посвежел, — но государыня их жаловала, да и люди деловые. Брата Михаила Петровича, Алексея Петровича, Бирон волей-неволей кабинет министром сделал. Хотя братья и не очень дружны были, но всё же обширные связи и близкие отношения и свойство с Лопухиными, Волконскими и другими, окружавшими императрицу лицами делали Анну Гавриловну для Трубецкого недосягаемой. Граф Михаил Гаврилович, — правда, он в явной вражде с Бироном был, чему Никита Юрьевич много помогал, — тем не менее по своему положению, признанным заслугам отца и своим собственным, наконец, по службе старших братьев, дипломатов, тоже не совсем удобен был к тому, чтобы подвергнуть себя его мести. А главное, он был женат на Ромодановской, двоюродной сестре государыни Анны Ивановны. Парасковья Фёдоровна, знаменитая Салтычиха времён Петра I, мать государыни, была урождённая Ромодановская. А государыня ценит родство и всегда поддерживает своих. Итак, жены и Долгорукова нет, а эти ещё остались. Но когда государыня не выдаёт графа Головкина даже Бирону, что ж может тут сделать Трубецкой?