Читаем Князья Ада полностью

Мадам Дроздова не обращала на них внимания – для неё местные жители были чем-то вроде докучливых мух.

Зато Лидия их прекрасно замечала.

– Мне весьма странно слышать подобное, – шепнула она Паоле. – Но ведь развлекаться с китайскими… ммм, дамами – одно дело, а убивать их – совсем другое…

Паола отчаянно замотала головой.

– Это не просто развлечения, мадам. Это… – ей, судя по всему, очень хотелось говорить потише, однако в таком случае Лидия уже не расслышала бы её сквозь шум, царивший на улице. – Я так понимаю… ну, насколько я слышала… что сэру Гранту нравилось… причинять боль женщинам, с которыми он… сожительствовал. Иногда довольно сильную. Бывают такие мужчины, – добавила она серьёзно, видимо, полагая, что такая респектабельная дама, как миссис Эшер, ни с чем подобным никогда не сталкивалась. – Они не просто могут ударить жену, допустим, напившись – так-то все мужчины поступают…

Лидия открыла рот, чтобы возразить, что отнюдь не все мужчины поступают подобным образом.

– …но бьют их умышленно. А здесь, в Китае, есть мужчины, которые покупают женщин – девочек, – у их собственных семей, а потом сдают их внаём тем, кому… нравятся подобные развлечения, – даже сквозь вуаль шляпки стало заметно, как Паола покраснела от смущения. Лидия вспомнила соответствующие главы из «Сексуальной психопатии» Крафта-Эбинга, – за те три года, что она провела в Редклиффском лазарете Оксфорда, посещая медицинские лекции и вскрытия, ей довелось ознакомиться с этой книгой, вызвавшей у будущей миссис Эшер смесь врачебного любопытства и искреннего недоумения. Впрочем, она не стала упоминать об этом вслух, равно как и выспрашивать специфические подробности – ни об увлечениях сэра Гранта, ни о том, что творилось в доме помощника итальянского атташе. Лидия также не стала говорить, что практика продажи услуг такого рода её ничуть не удивляет, учитывая царившую в Китае ужасающую нищету и уверенность местного населения в том, что всё в этом мире продаётся и покупается. От замечаний подобного рода у кого-нибудь вроде её мачехи и тётушек непременно случилась бы истерика… впрочем, если вспомнить о том, откуда возникают истерики («… доктор Шарко из Франции… или, кажется, доктор Фрейд из Вены?.. отмечал, что истерики возникают на почве неудовлетворённости некоторыми аспектами личной жизни… пожалуй, стоит поинтересоваться этим вопросом подробно…»).

Вместо этого она ответила:

– Сэр Грант? Вот уж на кого бы не подумала!

Однако, по словам того же Крафта-Эбинга, львиная доля мужчин предпочитала именно такие развлечения, и далеко не все эти мужчины обитали в Пекине. К тому же, как отдельно отмечалось, не существовало никаких внешних признаков, позволявших узнать в человеке потенциального садиста.

– Если бы я слышала нечто подобное только от мадам Дроздовой или Аннет Откёр, – второе имя принадлежало жене помощника французского министра торговли, – то решила бы, что это досужие сплетни… Вы не представляете, какие жуткие сплетни регулярно витают по Посольскому кварталу, мадам! Но о сэре Гранте мне рассказал муж.

– У меня есть основания полагать, что мужчины промеж себя сплетничают ничуть не меньше женщин, – уклончиво ответила Лидия, но молодая итальянка снова покачала головой.

– Нет-нет, сплетни – удел женщин, но даже если бы мужчины и сплетничали, Тонио – то есть сеньор Джаннини – вовсе не такой человек.

Они остановились возле магазина тканей, самого крупного во всём переулке. У самых дверей трудился старый китаец. Он замешивал в кадке некую массу, напоминавшую тесто, то и дело присыпая её белым порошком, то поднимая и растягивая тонко-тонко, то складывая пополам и снова отправляя в кадку, присыпав очередной порцией порошка.

– Как только я приехала в Пекин, – продолжила Паола, – муж практически сразу же предостерёг меня от дружбы с сэром Грантом. А когда я спросила о причине такой осторожности, он рассказал о китайских девушках и доме госпожи Цзо в переулке Великого Тигра, куда сэр Грант регулярно наведывается. Моя матушка, пожалуй, сказала бы, что мужу не пристало беседовать с женой о таких вещах, однако мы, члены посольских делегаций, все здесь в одной лодке, так что я рада, что он предупредил меня, от кого стоит держаться подальше. А позже я услышала от мадам Откёр, что недавно произошёл большой скандал – по слухам, в доме госпожи Цзо погибла одна из девушек.

Между тем старик разделил массу на пучки отдельных соломинок не толще швейной иглы, и постепенно возле его тележки собралась толпа, почти перегородившая улицу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее