Князья тьмы. Пенталогия. (Звездный король. Машина смерти. Дворец любви. Лицо. Дневник мечтателя)

Он вышел на веранду, откуда открывался вид на океан, и облокотился на поручень. Огромный пылающий Ригель уже спускался к безбрежному горизонту, проложив по волнам слепящую дорожку до самого берега. Рядом, в гавани, защищенной двумя симметричными дугами волноломов, стояли на якоре сотни моторных яхт, парусных катамаранов и прозрачных прогулочных подводных лодок, не считая целой стаи реактивных аквапланов, позволявших лететь с сумасшедшей скоростью над самой водой — или, по желанию, прыгая по волнам и рассекая их.

Герсена охватило сложное настроение, вызывавшее недоумение у него самого. Сердце его сильно и часто билось в ожидании возможности провести вечер с красивой девушкой — такое ощущение он не испытывал уже многие годы. К возбуждению ожидания примешивалась меланхолия, непременно сопровождающая закат — а сегодняшний закат был бесспорно прекрасен: небо просияло розовато-лиловыми и сине-зелеными сполохами вокруг зеленоватой полосы кучевых облаков, пронизанной напоминающим хурму оранжевым светом с малиновыми наплывами. Печаль, по мнению Герсена, вызывалась не столько красочностью заката, сколько молчаливо-безмятежным вечерним солнцем и его постепенным угасанием... Была и другая печаль, щемящая сердце почти таким же сожалением — печаль, нахлынувшая на Герсена, пока он смотрел на беспечно любезничающих прохожих. Какими элегантными и непринужденными выглядели эти люди, не вынужденные работать до изнеможения, никак не затронутые болью и страхом, повелевающими жизнью в далеких мирах! Герсен завидовал их беззаботности, их умению себя вести среди себе подобных. И все же — предпочел бы он оказаться на месте любого из них? Вряд ли.

Паллис Этроуд спустилась и присоединилась к нему у поручня. Она выкрасилась в красивый мягкий оливково-зеленый цвет с едва заметным золотистым отливом; ее прическа превратилась теперь в шапку рассыпчатых темных кудрей. Заметив явное одобрение на лице Герсена, она рассмеялась.

«Я выгляжу, наверное, как портовая крыса, — пробормотал Герсен. — Мне нужно было переодеться во что-нибудь поновее».

«Не беспокойтесь, — отозвалась она. — Это не имеет никакого значения. Ладно! Так что мы теперь будем делать?»

«Предлагайте — вечер ваш!»

«Хорошо. Поедем в Авенту и посидим на Эспланаде. Мне нравится смотреть на бесконечную вереницу гуляющих. А потом уже решим, куда пойдем дальше».

Герсен не возражал; они вернулись на стоянку университета и направились на север в аэромобиле. Паллис болтала с обезоруживающей откровенностью, рассказывая о себе, о своей работе, о своих мнениях, планах и надеждах. Герсен узнал, помимо прочего, что она родилась на острове Сингал, на планете Исс. Ее родители были люди обеспеченные — им принадлежал единственный холодильный склад на полуострове Лантанго. Когда они решили отойти от дел и переехали на атолл архипелага Пальметто, склад и семейная усадьба перешли в собственность старшего брата Паллис. Другой брат, второй по старшинству, намеревался на ней жениться — близкородственные браки такого рода поощрялись на Иссе, первоначально населенном реформированными рационалистами. По словам Паллис, ее брат-жених был раздражительный толстяк и грубиян, за всю жизнь научившийся только водить складской автофургон, и перспектива быть его супругой нисколько ее не привлекала...

Вспомнив об этой истории, Паллис смутилась и сменила тему разговора — ей явно не хотелось вдаваться в дальнейшие подробности. Герсен догадывался о том, какие драматические столкновения, яростные упреки и взаимные обвинения сопровождали отказ Паллис подчиниться семейным традициям. Теперь Паллис жила в пригороде Авенты уже два года и, несмотря на то, что временами ей не хватало видов и звуков родного острова, считала, что ей, в сущности, повезло. Герсен, никогда не встречавшийся со столь простодушным существом, был очарован.

Они запарковали машину, прошлись по Эспланаде, выбрали столик перед одним из многочисленных кафе и сидели, поглядывая на толпу гуляющих. За освещенной фонарями набережной распростерся темный океан — небо уже приобрело темно-сливовый оттенок, переходящий в иссиня-серый, и только едва различимый лимонный отсвет еще напоминал о погрузившемся в пучину Ригеле.

Выдалась теплая ночь; мимо неспешно проходили люди со всех концов Ойкумены. Официант принес пунш в небольших кубках — прихлебывая освежающую жидкость, Герсен чувствовал, как разряжается его напряжение. Некоторое время они молчали, после чего Паллис внезапно повернулась к нему: «Вы ничего не говорите, все время настороже. Это потому, что вы привыкли к Запределью?»

Герсен слегка растерялся и не смог ответить сразу. В конце концов он горько рассмеялся: «А я то надеялся показаться вам таким же беспечным и любезным, как все остальные...»

«Не притворяйтесь! — дразнила его Паллис. — Ни один человек не похож на другого».