Люстра постепенно разгорелась и стала такой, как сначала. На стуле стоял высокий человек в черном, с бокалом вина в руке. «Гости! — провозгласил он. — Добро пожаловать! Я — Виоль Фалюш. Вы во Дворце Любви».
Глава 12
—
* * *
«Есть множество разновидностей любви, — продолжал Виоль Фалюш приятным хрипловатым голосом. — Их диапазон широк, и все они учитывались при создании дворца. Не все мои гости убеждаются в этом, ибо не каждому дано познать каждую фазу любви. Для некоторых мой дворец — не более чем приятный курорт. Других преследует ощущение того, что иногда называют «неестественной красотой». Эта красота повсюду — в каждой детали, в каждом пейзаже. Других увлекает пылкая страсть, и в этом отношении я должен кое-что разъяснить».
Герсен был полностью поглощен изучением Фалюша. Высокая худощавая фигура в маске стояла прямо, опустив руки по бокам; Герсен потихоньку пытался рассмотреть ее с разных точек зрения, чтобы уловить характерные признаки, но свет люстры, висевшей прямо над головой этого человека, искажал и размывал его силуэт.
«Обитатели Дворца Любви дружелюбны, жизнерадостны и прекрасны; они относятся к двум категориям, — говорил Фалюш. — Прежде всего, вам встретятся служащие дворца. Они будут рады выполнить любое пожелание моих гостей, любой их каприз, любую причуду. Вторая категория — счастливые постояльцы дворца — так же независимо выбирают свои связи, как я. Их можно распознать по белой одежде. Таким образом, перед вами открываются неисчерпаемые возможности».
Герсен разглядывал сидящих вокруг стола, пытаясь опознать Танзеля, Марио или Этуэна и таким образом свести к минимуму круг подозреваемых. Его усилия остались безуспешными. Среди сорока присутствующих была дюжина людей, телосложением практически не отличавшихся от трех известных Герсену относительно молодых людей. Он снова сосредоточил внимание на выступлении Фалюша.
«Действуют ли какие-нибудь ограничения? Если человек сойдет с ума и начнет убивать, разумеется, его остановят. С другой стороны, каждый из нас высоко ценит неприкосновенность личной жизни, это одна из наших самых драгоценных прерогатив. Только самый опрометчивый глупец вмешивается в чужие дела, если это другими не приветствуется. Мои личные апартаменты позволяют мне уединяться без помех; нет необходимости опасаться того, что вы случайно туда проникнете — это практически невозможно». Медленно поворачивая голову, Виоль Фалюш посмотрел по сторонам. Никто ничего не говорил — зал наполнился напряжением ожидания.