Там, где он оказался, было много любопытного. Противоположной входу стеной служила перегородка из рифленого стекла. Слева арочный проход вел на лестничную площадку. В правой стене были установлены пять больших экранов, изображавших Джераль Тинзи в различных нарядах на различных этапах ее существования. Или это были пять разных девушек? Одна, в короткой черной юбке, несомненно была Друзилла Уэйлс. Герсен узнал выражение ее лица — чуть опущенные уголки рта, манеру то и дело беспокойно наклонять голову набок. Другая девушка, очаровательный бесенок в костюме клоуна, выполняла акробатические трюки на сцене. Джераль Тинзи тринадцати или четырнадцати лет, в прозрачном белом платье сомнамбулы, медленно шла на фоне зловещего пейзажа из камней, черных теней и песка. На четвертой Джерали Тинзи, года на два младше Друзиллы, была только дикарская юбочка из кожи с бронзовыми бляшками. Она стояла на террасе, выложенной каменными плитами и, судя по всему, отправляла какой-то религиозный обряд. Пятая Джераль Тинзи, на пару лет старше Друзиллы, деловито шла по городской улице...
Сознание Герсена впитало все это за две секунды. Фотографии производили поразительный эффект, но у него не было времени ими любоваться. Ибо за перегородкой из рифленого стекла виднелся смутный силуэт высокого стройного человека.
Герсен пересек вестибюль четырьмя размашистыми бесшумными шагами. Его рука протянулась к кнопке замка на двери стеклянной перегородки; преодолев внутреннее напряжение, он прикоснулся к кнопке. Дверь не открылась. Герсен разочарованно выдохнул, медленно и тяжело. Человек за стеклом резко обернулся; Герсен видел только его смутную, расплывчатую тень. «Ретц? Что еще тебе понадобилось? — размытая тень чуть наклонила голову, приглядываясь. — Это Лукас — Генри Лукас, журналист!» Голос говорившего стал жестким и резким: «Вам придется многое объяснить. Что вы здесь делаете?»
«Ответ очевиден, — сказал Герсен. — Я пришел, чтобы взять у вас интервью. Другого способа, судя по всему, не было».
«Как вы нашли мое управление?»
«Я поднялся на гору и спрыгнул там, где мостик пересекает расщелину, после чего прошел по коридору и оказался здесь».
«Что вы говорите? Неужели? Вы — профессиональный скалолаз? Или открыли секрет левитации?»
«Это было не так уж трудно, — соврал Герсен. — Кроме того, мне ничего другого не оставалось».
«Вы серьезно нарушили правила, — сказал Виоль Фалюш. — Разве вы не помните мои замечания о неприкосновенности личной жизни? В этом отношении я не делаю никаких исключений».
«Ваши замечания были обращены к гостям Дворца Любви, — возразил Герсен. — Я здесь в качестве репортера и должен выполнять свои обязанности».
«Ваша профессия не служит оправданием нарушению закона, — вкрадчиво и мягко продолжал Виоль Фалюш. — Вам известны мои пожелания, а на этой планете и в пределах всего этого звездного скопления мои пожелания — закон. Я нахожу, что ваше вторжение — дерзость, не имеющая оправдания. По сути дела, оно далеко выходит за рамки нахальства, которое нередко прощают журналистам. Возникает впечатление...»
Герсен прервал его: «Пожалуйста, не позволяйте вашему воображению возобладать над чувством меры. Изображения в вашем фойе чрезвычайно любопытны. Насколько я понимаю, все они посвящены молодой особе, сопровождавшей нас в пути — подопечной поэта Наварта».
«Это действительно так, — подтвердил Фалюш. — Я весьма заинтересован судьбой этой молодой женщины. Я поручил ее воспитание Наварту, но результаты меня глубоко разочаровали; она превратилась в распутную уличную девку».
«Где она теперь? Я ее не видел с тех пор, как мы прибыли во дворец».
«Она пользуется преимуществами моего гостеприимства в обстоятельствах, несколько отличающихся от ваших, — пояснил Виоль Фалюш. — Но почему она вас интересует? Ваши обязанности никак с ней не связаны».
«Не считая того факта, что я подружился с ней в пути и пытался найти ответы на некоторые беспокоившие ее вопросы».
«И в чем заключались эти вопросы?»
«Могу ли я выразиться откровенно?»
«Почему нет? Вряд ли вам удастся досадить мне больше, чем вы уже досадили».
«Девушка боялась того, что с ней могут сделать. Она хотела вести нормальную жизнь, не рискуя навлечь на себя возмездие за проступки, которых она не могла избежать».
Голос Фалюша задрожал: «Она отзывалась обо мне таким образом? Говорила только о страхе и возмездии?»
«У нее не было причин говорить о чем-нибудь другом».
«Вы храбрый человек, господин Лукас. Вам, конечно же, известна моя репутация. Я придерживаюсь принципа всеобщей справедливости — каждый, кто наносит ущерб, обязан заплатить сполна за последствия своих действий».
«Какой ущерб вам нанесла Джераль Тинзи?» — Герсен надеялся отвлечь внимание Фалюша.