«Джераль Тинзи! — Виоль Фалюш выдохнул это имя. — Драгоценная Джераль, такая же своевольная, такая же неразборчивая в связях, как достойная сожаления особа, с которой вы подружились. Джераль никогда не смогла бы возместить тот ущерб, который она мне нанесла. О, годы моей жизни, напрасно затраченные годы!» Голос Фалюша дрогнул, он испытывал искреннюю скорбь: «Нет, ничто не позволило бы ей их возместить, хотя она сделала все, что было в ее силах».
«Она жива?»
«Нет, — голос Виоля Фалюша снова стал резким. — Почему вы спрашиваете?»
«Я — репортер. Вы знаете, почему я здесь. Для меня было бы полезно получить фотографию Джерали Тинзи для своей статьи».
«Я не хочу публиковать какие-либо сведения, касающиеся этого вопроса».
«Меня поражает сходство между Джералью Тинзи и девушкой по имени Друзилла. Вы не могли бы объяснить это сходство?»
«Мог бы, — кивнул силуэт Фалюша. — Но не намерен это делать. Кроме того, остается открытым вопрос о вашем противозаконном вторжении — оно шокирует меня в такой степени, что я требую возмещения». Виоль Фалюш небрежно прислонился спиной к какому-то предмету мебели.
Герсен задумался. Бежать было бесполезно. Напасть было невозможно. Виоль Фалюш, несомненно, был вооружен, а у Герсена не было с собой даже ножа. Возникла в высшей степени затруднительная ситуация, и оставалось только попытаться убедить Фалюша в необходимости забыть о мифической идее «преступления и наказания». Герсен попробовал повлиять на маньяка логическим рассуждением: «Допустим, я нарушил какие-то ваши правила, если понимать их буквально, но какой смысл публиковать статью о Дворце Любви, не включив в нее замечания создателя дворца? С вами невозможно было связаться, так как вы предпочитаете не общаться с гостями».
Виоль Фалюш казался удивленным: «Наварт прекрасно знает, как со мной связаться. Любой слуга мог принести вам телефон, и вы могли позвонить мне в любое время».
«Мне это не пришло в голову, — задумчиво отозвался Герсен. — Нет, я даже не подумал о телефоне. Значит, у Наварта есть ваш местный номер?»
«Разумеется. Тот же самый, каким он пользовался на Земле».
«Что ж, я не догадался об этой возможности, — вздохнул Герсен. — Теперь я здесь. Вы видели первую часть предлагаемой статьи. Вторая и третья части еще колоритнее. Если мы хотим предложить на рассмотрение читателей вашу точку зрения, важно обсудить ее лицом к лицу. Откройте дверь, и мы проведем интервью».
«Нет, — сказал Виоль Фалюш. — Я предпочитаю сохранять инкогнито — это позволяет мне время от времени находиться в компании гостей...» Немного помолчав, он ворчливо продолжал: «Что ж, полагаю, что в вашем случае мне придется сдержать свое возмущение. Это не значит, что я освобождаю вас от ответственности. Возможно, вам придется понести наказание, так или иначе. Но в данный момент можете считать, что вы получили отсрочку». Фалюш тихо произнес какое-то слово — Герсен не расслышал, какое именно. В вестибюле открылась боковая дверь: «Входите, это моя библиотека. Я поговорю с вами там».
Герсен зашел в напоминающее широкий коридор помещение с темно-зеленым ковром. Посреди библиотеки стоял массивный стол с двумя старинными лампами и небрежно разбросанными последними выпусками журналов и газет. Одна из стен была сплошь заставлена стеллажами со старыми книгами, причем стеллажи были устроены так, чтобы полки поднимались и опускались сквозь пол и потолок из хранилищ, находившихся под библиотекой и над ней. На столе находилась также стандартная система доступа к базе данных; вокруг стола стояли несколько мягких кресел.
Герсен смотрел вокруг с некоторой завистью: атмосфера в библиотеке казалась спокойной, цивилизованной, рациональной, отстраненной от гедонистического опьянения Дворца Любви. Загорелся экран — на нем появилось изображение Виоля Фалюша, развалившегося в кресле. Яркая подсветка сзади снова превратила его фигуру в не более чем силуэт — опознать его теперь было еще труднее, чем раньше.
«Очень хорошо, — сказал Фалюш. — Теперь мы беседуем с глазу на глаз. Насколько я понимаю, вы фотографировали то, что видели?»
«Я сделал несколько сот фотографий. Более чем достаточно для того, чтобы составить внешнее, поверхностное представление о дворце — то представление, которое вы желаете внушить гостям».
Фалюш, судя по всему, забавлялся: «Вас интересует то, что я гостям не показываю?»
«Разумеется. Долг журналиста состоит в том, чтобы заглянуть за кулисы, если можно так выразиться».
«Хм! Что вы думаете о Дворце Любви как таковом?»
«Необычайно приятное место».
«Но у вас есть какие-то критические замечания?»
«Чего-то не хватает. Возможно, недостаток скрывается в поведении вашей прислуги и так называемых «постояльцев». Им недостает глубины, они кажутся нереальными порождениями сна или фантазии».
«Вынужден признать, что вы правы, — кивнул Фалюш. — У них нет традиций. Только время позволит устранить это упущение».
«Кроме того, им не хватает ответственности. В конце концов, они всего лишь рабы».