Князья тьмы. Пенталогия

«Сразу за гостиницей поверните налево по дороге на Вирле и выйдите за город, — сказали ему. В шести километрах будет перекресток, там поверните направо по проселку Босгера. Второе хозяйство слева от этого проселка — ферма Хардоа, с большим зеленым амбаром. Что вам понадобилось от старого Хардоа? Не надейтесь выжать из него деньги: Хардоа скупее дудля, страдающего запором потому, что его кормят одними сырными корками!»

Герсен ограничился ни к чему не обязывающим ответом и вернулся к гостинице.

Оседлав электроцикл, он поехал на север по дороге на Вирле. В шести километрах от города, посреди степи, действительно встретился перекресток — Герсен повернул направо по проселку Босгера. В полутора километрах от перекрестка, примерно в ста метрах слева от дороги, он увидел большой фермерский дом, окруженный тенистыми гаромами и перечными орехами, поблескивающими листвой, светящейся в лучах звезды ван Каата. Проехав еще полтора километра в ту же сторону, он заметил слева небольшой коттедж. Неужели это была ферма Хардоа? Дом казался слишком скромным, даже ветхим, и поблизости не было никакого зеленого амбара. На скамье перед домом грелась на солнышке старая женщина, маленькая и худая, с осунувшимся морщинистым лицом. Рядом с ней висел на колышке моток грубой пряжи, из которой старуха плела кружевное покрывало; пальцы ее плохо слушались — она морщилась, как от боли, стараясь не ошибиться.

Герсен остановил электроцикл и слез с него: «Добрый день, мадам!»

«Добрый день, сударь».

«Здесь находится хозяйство Адриана Хардоа?»

«О нет, сударь! До фермы Хардоа еще больше километра — она там, дальше».

Метрах в пятидесяти от ветхого коттеджа Герсен заметил остов заброшенного строения с провалившейся крышей, без окон и дверей, посреди рощицы иссиня-черных джинсоков.

«Здесь, кажется, когда-то была школа?» — спросил Герсен.

«Была, была! Я в ней преподавала тридцать лет, а с тех пор сижу здесь уже двадцать лет и смотрю, как она разваливается. Нынче детей отвозят за холмы, в новую школу в Леке».

«И вы жили здесь все это время?»

«А где еще? У меня никогда не было мужа. Я пью воду и молочную сыворотку — ну, иногда еще мясным отваром могу поживиться. Соблюдаю Наставления настолько строго, насколько это возможно. Меня всегда считали хорошей учительницей — особенно тех детей, что помладше».

«Значит, вы учили Ховарда Хардоа?»

«Учила, как же. Вы его знаете?»

«Не слишком хорошо».

Старуха подняла глаза к горизонту, словно вглядываясь в прошлое: «Я часто задумываюсь: что случилось с Ховардом? Странный он был, своенравный мальчуган. У меня где-то лежала его фотография, но сейчас я ее уже не найду. Он походил на эльфа, вы знаете? Помню, на школьном фестивале он нарядился именно эльфом, весь в зеленом и коричневом — да и непоседливым характером он смахивал на эльфа, то и дело паясничал. Лучше всех умел строить жуткие рожи. Очень нехорошо он поступил с бедной маленькой Тэмми Флютер — она на том же фестивале изображала фею! Тэмми закричала, и Ховарда оттащили от нее; не сомневаюсь, что отец его хорошенько выпорол! Хардоа были фундаменталистами; это самая строгая секта среди фракционеров, они и тогда уже почти все вымерли. Вы, случайно, не фундаменталист?»

«Я даже не знаю, кто такие фундаменталисты».

«Они настаивали на неукоснительном соблюдении догматов — в чем, если уж говорить начистоту, есть своего рода здравый смысл. Они утверждали, что человеческие греховные склонности можно искоренить посредством тщательной селекции, в связи с чем братья женились на сестрах, кузены на кузинах — так, чтобы в потомстве сохранялись лучшие характеристики, сами понимаете. Вы, наверное, заметили в городе статую дидраму Рунелю Флютеру? Вот он как раз был главой этой секты и делал все возможное для сохранения чистоты нравов, хотя не заслужил за это особой благодарности — особенно среди тех, кого он считал недостойными продолжения рода. Да уж, в старое доброе время Наставлениями никто не пренебрегал! А теперь фундаменталисты в наших краях перевелись, и даже семья Хардоа больше не соблюдает прежние принципы».

«С Ховардом, наверное, было трудно справиться?»

«Так-то это так — бывало, с ним хлопот не оберешься. Но Ховард умел быть и милым послушным ребенком. Он обожал цветы, причем в его маленькой голове бродили удивительные мысли! Однажды он собрал кучу цветов, отсортировал их по оттенкам и устроил «битву цветов» — какие только штуки он не придумывал, вы бы посмотрели! Лепестки так и летели во все стороны! Ховард бегал туда-сюда, крича разными голосами, его красный отряд нападал на синий, розы храбро погибали целыми букетами, а колокольчики торжествовали над вербенами! Такое устроил представление, мы смеялись до упаду! А потом его перевели в старшие классы, в городской лицей. Говорят, там ему не повезло. Ховард не уродился сильным и развивался медленно; парни постарше устраивали ему взбучки. Кроме того, он не поладил с кланом Садальфлури и, конечно же, из этого вышел скандал».

«Каким образом?»