Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси

To, что девку Катерину схватили на месте злодейства, патриарх узнал в тот же час. И велел её не трогать, не пытать, потому как сам надумал с ней первоначально поговорить. Царского следу давно на Руси никто не вынимал, потому сие «государево дело» было особой важности. И царю Фёдору Иов решил всё изложить после того, как суть откроет. И Катерину не тревожили ни судные дьяки, ни правёжных дел мастера. Ни тем, ни другим Иов не доверял сие тонкое дело. Сам думал заглянуть ведунье в бездонные глаза, а инший там ничего и не высмотрит. И уже собрался было Иов в Кириллов монастырь, где в подвале сидела Катерина, да неожиданный случай остановил. Пришёл в палаты патриарха старший подьячий Мефодий и новость принёс: ведуна схватили, который пытался спасти ведунью. А ведун такоже рыжий и зовут его Сильвестром.

Ахнул в душе Иов, крестом себя осенил. Да и было от чего: давно уж, почитай более трёх лет, как не то чтобы в святцы Сильвестра записали Иов и Борис Годунов, но считали его пропавшим безвестно. Ан вот как всё обернулось, нашёлся Сильвеструшко.

Пожалел Иов, что неделей раньше Борис укатил в Псков решать там порубежные дела, а то бы порадовал правителя. Да ничего не попишешь, и пока надо было разбираться с Сильвестром и Катериной. Что они там замыслили? И в тот час, когда Никодим сочинял сказки московскому люду, Иов повелел дьякону Николаю привести Сильвестра в свои палаты.

Дьякон Николай был расторопен и смышлён, знал, что Иову можно угодить лишь честной службой. Немедля поспешил он в подвал Кириллова монастыря, где рядом с Катериной, за стенкой, заточили Сильвестра. Именем патриарха велел он кустодиям отвезти ведуна в покои патриарха, для чего посадить в крытый возок. Так всё и исполнили. К самому крыльцу патриарших палат подкатил возок, и только мельком видели горожане ведуна.

В палаты патриарха Сильвестр вошёл без душевного трепета, будто не было рядом стражей, не захлопывались за ним крепкие дубовые двери.

Иов, ранее не видевший ведуна, подивился его обличью, его гордой и независимой осанке, огненным волосам, взгляду прожигающему.

Николай положил Сильвестру на плечо свою сухощавую, но сильную руку, стал пригнетать к полу.

— На колени, нечестивый. Пред тобой святейший владыка всея Руси.

Сильвестр вначале посмотрел на дьякона, и от его взгляда у Николая похолодело внутрях, потом уж опустился на колени.

Иов подошёл к коленопреклонённому вплотную, перекрестил его, а Николаю сказал:

— Оставь нас, сын мой.

Дьякон ушёл.

— Да чтишь ли ты христианскую веру, раб? — спросил Иов властно.

— Я не раб, святейший, я торговый, вольный гость. Я верую в Бога и сына Божия Иисуса Христа, я — христианин!

— Тебя нарекли Сильвестром?

— Сильвестр Иванов, сын Захаров. Вольный ярославец.

— Ты будешь каяться, грешник Сильвестр?

— Святейший владыко, вины моей ни в чём нет. Я шёл выручать мою Катерину от позора.

— Пусть так. А грех Катерины ты признаешь? Ты знаешь, сей мерзостный шаг по закону карается сожжением на костре?

— Ведомо сие мне. Но и на Катерине вины нет, владыко. Человек, чью волю она исполняла, освободил её от вины. Если ты будешь настаивать, мы назовём тебе имя того человека. Так он повелел.

Иов прошёлся по трапезной, где шёл разговор с ведуном. Он задумался над сказанным Сильвестром. «Смел же тот раб Божий, что не страшится выдать своё имя, — подумал патриарх. — Да уж не правитель ли решился встать на царёв след? Не шутил бы с огнём». Иов повернулся к Сильвестру, спросил:

— Не тебя ли посылал тот человек в Царьград с греком Николаем?

Глаза Сильвестра искрились весельем. «То был другой человек», — говорили они. Сказал же иное:

— Быльём оное время поросло, забыл, владыко. А вот твоё имя с той поры светится.

Патриарх устал ходить, сел в кресло, стоящее у слюдяного окна.

— Встань, сын мой, иди ко мне. Вот стул, садись, исповедуйся. А твоего подвига я не забыл. И вознаградил бы тебя тогда, да ты ведь исчез, словно дух.

Сильвестр поднялся на ноги, подошёл к патриарху и сел на стул, стоящий против кресла патриарха. Свет из окна падал на лицо ведуна.

— Слушаю тебя, Сильвестр, — тихо сказал Иов.

— Святейший, ты настаиваешь, дабы я назвал имя этого человека?

— Исповедуйся, сын мой, — твёрдо произнёс Иов.

Сильвестр понял, что тайну исповеди патриарх сохранит, но слукавил и решил заручиться клятвой.

— Святейший владыко, всё, что я расскажу, пусть останется с нами.

— Еммануил, — тихо ответил Иов и поцеловал крест.

Сильвестр на минуту задумался, а потом поднял свои зелёные глаза на патриарха и не моргая, смотря ему в лицо, стал рассказывать о том, как в прошлую осень его позвали торговые дела в Польшу и как там отыскал его Юрий Мнишек и увёз в своё имение в Сомбор.

— Когда же я вернулся из Сомбора, где врачевал Софью Мнишек, меня нашёл князь Пётр Голицын и позвал к себе, попросил избавить его от болезни. Но, поговорив с ним, я понял, что его излечат только молитва и воздержание. Князь любит чужбину, а жену свою не любит.