Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси

— Отче владыко, как будешь беседовать с патриархом, скажи, чтобы не мешкал с послами в Царьград и иншие столицы. Ведомо мне, что в Киеве суета началась с появлением Иоакима в российских пределах.

В тот же вечер Иов навестил Иоакима. Встреча князей церкви была тайной. Им не нужен был толмач, потому что книжник и сочинитель Иов владел греческой речью. Два боголепных старца провели в мирной беседе не один час — и оба остались довольны переговорами. Иоаким поверил, что в Москве ему окажут большой почёт, с пустыми руками не уедет, и дал слово немедля отправить гонцов в Царьград к патриарху Иеремии.

Белый город уже погрузился в сон, когда митрополит Иов покинул подворье рязанского епископа, где гостевал Иоаким. Он сел в крытый возок, и буланая лакиния с места пошла рысью, лишь только кучер дал ей волю. Иов прикрыл глаза и задумался о завтрашнем дне, который виделся многотрудным. Он понимал, что в движении к патриаршему престолу волею Бориса, ему, Иову, отведено первое место, что Дионисия ни царь, ни Борис уже не принимают в расчёт. Но знал Иов, что Дионисий своей гордыни не смирит и расставит плевицы, дабы не допустить возвышения супротивника, а то, что Иов оказался для Дионисия в сиём чине, стало очевидным ещё в час хиротонии — посвящения его в митрополиты.

На другой день в Успенском соборе состоялось богослужение в честь высокого гостя из Антиохии. Оно выглядело пышно, собрались многие иерархи, был сводный хор. Хотелось московским князьям церкви показать всё великолепие русского богослужения.

Оно и правда растрогало патриарха Иоакима до слёз, а клирикам потешило самолюбие. Вёл торжественную литургию Иов. Он запевал каноны. Голос его звучал мощно и величаво. Вот он начинает петь канон Ангелу-хранителю:

— Ангеле Божий, хранителю мой святый, живот мой соблюди во страсе Христа Бога, ум мой утверди во истиннем пути и к любви горней уязви душу мою...

Едва прозвучал тропарь, как хор подхватил песнь первую. А Иоаким приблизился к Иову, встал рядом на амвоне и не удержался от соблазна, запел кондак:

— Явися мне милосерд, святый Ангеле Господен! — Он пел на своём языке, но песня звучала слитно со славянской вязью слов, лишь подчёркивая их.

После богослужения был званый обед у царя. Патриарх Иоаким и митрополит Иов сидели рядом с Фёдором. Тем временем царёвы слуги готовили подарки гостю из Антиохии. Нет, это была не милостыня, а щедрые дары из государевых рук. Вот Фёдору подали большой золотой крест с бриллиантами. Фёдор взял его вместе с серебряным блюдом, поцеловал и с поклоном вручил Иоакиму. Потом патриарху показали целый ворох дорогих мехов — всё связками, связками — бобровые, соболиные, куньи, лисьи. Показали и отнесли в повозку. Затем бояре стали свои подарки подносить. Не поскупились вельможи. Не остался в стороне и Борис Годунов. Как и обещал Иову, он сделал вклад богаче, нежели царь. Его слуги принесли семь седмиц соболей, столько же куниц, горностаев, а беличьих шкурок сорок сороков. И серебряных рублей преподнёс Борис Иоакиму полное серебряное блюдо. И коней упряжку сменил. А как отправился Иоаким в обратный путь, съестным припасом наделил гостей так, что до Антиохии будет вдоволь.

Патриарх Иоаким уезжал из Москвы обласканный душепопечительными заботами, с множеством даров щедротных для себя и для церкви. А ещё он увозил наказ правителя Годунова не жалеть денег для выполнения воли русского царя Фёдора. «Нужен нам патриарший стол не ради самолюбия, а токмо в интересах всего христианства. Нет такой другой державы в мире с единой верой, которая бы раскинулась на полсвета. Посему и первосвятитель должен быть ровней вселенским патриархам», — говорил Борис.

Иов провожал Иоакима до Серпуховской заставы. Так повелел царь Фёдор. Надеялся он, что Иов заручится твёрдым словом Антиохийского патриарха. «Да будет ли оно твёрдым, — думал Иов, — всё в руках Всевышнего». Он понимал волнения Фёдора: пришло в движение умопонятие, которое вынашивали в России цари и иерархи православия более ста лет. У них были основания заботиться о возвеличении православной церкви. Это она пеклась о нравственном здоровье народа, она поднимала россиян на подвиги, достойные похвалы предков, она составляла неотъемлемое духовное сокровище народа и служила неиссякаемым источником душевной крепости и постоянного о Господе Боге рвения каждого христианина.

Обо всём этом и говорил Иов патриарху Иоакиму, пока карета, запряжённая шестёркою резвых ногайских коней, шедших лёгкой рысью, катила по Ордынке, запруженной московским людом.

— А ещё, святейший, попомни, — сказал на прощание Иов, — с главным собором Российской державы, Успенским, никогда не случится то, что случилось с собором Византийской поместной церкви Святой Софией, не бысть в Успенском Магометовой мечети!

У заставы два иерарха облобызались. Иов покинул карету гостя, подождал, пока она минует заставу, и с грустью в сердце от расставания с полюбившимся старцем медленно направился к ожидавшей его карете.

ГЛАВА ВТОРАЯ ДИОНИСИЙ