Князьки мира сего

Пётр много чего видел в ту ночь. Он видел себя маленьким-маленьким, уместившимся на ладони у огромного улыбчивого человека, без конца повторявшего: «Слава Тебе, что утаил истину от мудрых и открыл её младенцам. Кого я люблю, так это малых сих».

С ладони гиганта Пётр видел множество маленьких человечков, копошащихся внизу. Большинство из них были великану по колено, но попадались и те, кто был по пояс. Одного из тех, кто был по пояс, Пётр узнал – это был Николай Угодник.

Чуть поодаль копошились человечки ещё меньше, размером с Гулливеровых лилипутов. «Да ведь я сам такого же размера!» – вдруг осенило Петра.

Николай Угодник помахал Петру рукой и застыл. Тогда Иваненко понял, что смотрит на икону святителя Николая, расположенную на нижней полке Светиного красного угла.

Потом явился Старший Посол. Он плакал и умолял Петра спасти своих братьев от сатанистов. Протягивал статуэтку Петра Великого на паруснике, просил уподобиться в благих делах своему великому тёске.

Потом Пётр беседовал с Алексеем Голубинниковым.

– Почему так мерзко, тошно мне бывает жить, особенно по вечерам? – доверительно спрашивал Иваненко у мертвеца. – Впору удавиться. Может, это депрессия?

– Так со всеми, братишка, со всеми, даже со святыми, – отвечал Алексей. – Все мы живём в аду. Не в аду «маленького человека» Гоголя или раннего Достоевского. Я говорю о том, что Земля – натуральный ад. Как мы опишем человека, попавшего в ад? Низвергнут с небес, не любит Бога, или даже ничего не помнит о Боге по собственному желанию – вытеснил всё в подсознание. Как мы опишем человека, попавшего на Землю, например, трёхлетнего ребёнка, работа сознания которого уже не сильно отличается от работы сознания взрослого? Так же! Вся разница между адом Земли и тем адом, который Господь называет «тьмой внешней» и «вечной смертью», в том, что из нашего ада каждому дан шанс вырваться – вспомнить о Боге, покаяться и попытаться вернуться к свету. Но немногие из тех, кто спускается по тёмной лестнице в тёмный подвал, этот шанс используют. Вокруг уже так темно, что большинству наплевать на то, что дальше будет ещё темнее. «Какая разница, в первом я круге ада или в пятом? – думают они. – Какая разница, на первой я ступеньке лестницы, на десятой или уже в подвале? Вот я здесь, в темноте, и единственное, что могу сделать – приспособиться к условиям окружающей среды». Не понимают, бедные, что когда они окажутся в подвале, дверь за ними навсегда захлопнется. Вот поэтому я и молюсь о всём мире…

– Всё же лестница в подвал – не сам подвал… – размышлял Пётр.

– Для тех, кто выберется из тьмы, это будет так, – отвечал Алексей. – Для тех, кто дойдёт до самого низа, лестница станет частью подвала, а не его преддверием.

– Скажи по правде, ты был сатанистом? – спрашивал Пётр.

– Конечно, – отвечал Алексей. – Я всю жизнь творил дела, угодные сатане. Но поклонялся последние годы Иисусу Христу.

– А как там, на том свете? – спросил наконец Пётр.

– Сам узнаешь! – сказал Голубинников, захохотал и растворился в воздухе.

Потом Иваненко увидел Вову Курляндского. Откуда-то Пётр знал, что тот стоит перед Голгофой в храме Воскресения в Иерусалиме. Вова о чём-то думал, но вдруг встрепенулся и посмотрел на Петра, как на привидение.

– Здравствуй, Вова, – сказал Пётр.

– Здравствуй, Петя, – сказал Вова. – Я ещё не очень привык к таким штукам. Почему ты просто не разузнал мой номер телефона?

– Ты случайно не знаешь Семёна Израилевича Кукушкина? – почему-то спросил Иваненко.

– Он мой пациент, я его врач. Определённо, я его знаю, если речь идёт не о каком-то другом Семёне Израилевиче Кукушкине, – ответил Вова.

– И где сейчас твой пациент?

– В одной из лучших клиник Израиля. Я регулярно созваниваюсь с его тамошним лечащим врачом.

– Он нужен мне здесь, в Москве! – сам того от себя не ожидая, заявил Пётр.

Курляндский странно посмотрел на него.

– Что ты конкретно предлагаешь?

– Приезжай в Москву вместе с ним.

– Способ общения у тебя, действительно, необычный, но я должен всё проверить, – почесал Вова свою густую шевелюру. – Знаешь ли, у Семёна Израилевича были проблемы не только со здоровьем…

Курляндский ещё продолжал что-то говорить, но Пётр его уже не слышал. Вскоре вслед за звуком исчезла и картинка.

* * *

Ещё Петру явилась женщина в накидке с капюшоном. Она долго гладила его по голове, затем потушила лампаду, отвела Петра за руку на его диван и уложила спать. Это было уже в седьмом часу утра.

Глава 8 Безутешная вдова

Разбудил Петра звонкий и жизнерадостный женский смех. Было уже далеко за полдень. Смех доносился из-за притворённой двери в кухню.

Пётр никак не мог очухаться после крепкого сна. Так. Света работает «двое суток через двое», значит у неё опять выходной. Но это не её смех.

Он встал под холодный душ, привёл себя в порядок, и лишь тогда решился зайти на кухню. Женщину, сидевшую за столом, Иваненко сразу же узнал, хотя видел только на фотографии. Это была Ольга.