– Успокойтесь, дорогой Пётр Исаакович, я всё сейчас объясню, – сказал майор, вытирая рот платком. – Я больше не тот человек, которого вы знали, если можно так выразиться. Броня пробита, старое мировоззрение рухнуло. Я продолжаю служить, мне по-прежнему доверяют, я сумел скрыть от начальства изменения, произошедшие во мне. Но теперь я чувствую себя двойным агентом, кротом, окопавшимся в Службе Безопасности. Я ни на кого никогда не полагался, всё привык делать сам. Я даже остался холостяком, хотя начальство сильно давило на меня в этом вопросе. И я привык доверять эмпирическому опыту. Вам интересно, старший лейтенант, как я вас вычислил?
Пётр кивнул.
– Вообще-то вас должны были взять на следующий день после вашего побега, но у нас в управлении последнее время творятся какие-то странные вещи. Не буду вдаваться в подробности, но люди стали вести себя неадекватно. Про ваше дело забывают, вас как будто не видят. Я думаю, вы в курсе, почему это так?
– Возможно.
– Так я и предполагал. Итак, как я вас вычислил? Как и для моих коллег, этот адрес, где мы сейчас с вами находимся, был для меня невидим. Я рассказал об этом своему другу, с которым познакомился двенадцатого сентября сего года. И знаете, что он мне сообщил вчера вечером? Что видел вас у одной продуктовой палатки. Я решил там подежурить, и, как видите, дежурство оказалось весьма успешным. Чутьё у вас очень хорошее. Но должен вас огорчить, оторваться вы пытались весьма неумело.
«Значит, во второй раз загривок всё-таки подвёл! – подумал Пётр. – Вот дурак! Хотел же идти другим путём! Впал в эйфорию и пошёл мимо этой долбанной палатки!»
– Не расстраивайтесь, всё к лучшему, – сказал майор. – Я здесь, потому что боюсь, что вы натворите ещё каких-нибудь бед. Позволите дать вам совет? Посоветуйтесь с мыслящим человеком. Мне кажется, вы такого человека знаете, у него и фамилия соответствующая.
– А этот человек на свободе? – спросил Иваненко.
– А кто его удержит в заключении? Несколько лет назад Анатолий Сергеевич уболтал одного из наших лучших следователей, и тот вышел в отставку. С тех пор профе́ссора поместили в специальный список «неприкосновенных». Считается, что государству будет меньше вреда, если таких граждан не трогать… Так вот, я прошу вас, дорогой Пётр Исаакович: не принимайте необдуманных и скоропалительных решений, у вас есть к этому склонность. Поговорите с профессором. А больше я вам пока ничего не скажу. Вот, кстати, я принёс вам ваш паспорт. Учитывая сложившиеся обстоятельства, вряд ли кто-то из наших сотрудников обнаружит его отсутствие.
Майор положил на стол паспорт, встал и вышел в прихожую.
– Не прощаюсь, – сказал он, крепко пожимая Петру руку. – Надеюсь в скором времени ещё с вами увидеться.
Майор поклонился Светлане и, развернувшись на каблуках, вышел на лестничную клетку.
– Скажите, как ваша фамилия? – спросил Пётр вдогонку.
– Степанов, – ответил майор через плечо и зашагал к лифту.
– Странно всё это, странно, – рассуждала Света. – Тебе пришельцы помогают. Это очень плохо. Не следовало бы принимать от них помощь. С другой стороны, может, в этом особый Промысел Божий?
– А мне уже всё равно, кто мне помогает. Я что-то как будто немножко запутался. Пусть будет Мыслетворцев, запутаннее уже не будет. У тебя есть его телефон?
– Есть.
– Ну и позвони ему сама, пригласи. У меня будет теперь здесь приёмная. Пусть приходят майоры, отцы Антонии, Мыслетворцевы…
– Серьёзно? Отца Антония тоже позвать?
– Не всех сразу. По одному.
Мыслетворцев сказал, что приедет часа через полтора. Света убрала квартиру и отдыхала в кресле. Иваненко ходил из угла в угол.
– Значит, ты за эти годы ни с кем не встречалась?
– Нет.
– А расскажи мне, Свет, каково это – быть женщиной?
– Тяжело это, Петь. На нас ответственности больше. Вы, мужики, отвечаете за технику, за деньги, за порядок, за безопасность. А мы отвечаем за воспитание, за душевное спокойствие, за красоту, за любовь. Чувствуешь разницу?
– Слушай, Свет, мне надо во что бы то ни стало найти эту Ольгу, мужа которой я случайно застрелил. Она может знать, где лидер секты. Или наоборот: найти руководителя, а от него узнать, где Ольга. Хотя, скорее всего, они в одном и том же месте.
– По-моему, тебя малость зациклило.
– Есть такое дело. Но лучший способ расциклиться – удовлетворить свою потребность.
– Не уверена. Я думаю, что сильный человек рождается именно в борьбе со своими потребностями. Которые к тому же обычно ему кем-то навязываются.
– Я тоже много размышлял об аскезе, – сказал Иваненко минуту спустя. – И пришёл к выводу, что все аскеты тешут своё тщеславие. Аскеза – самоограничение напоказ.
– А те, кто аскетствует не напоказ?
– Ищут похвалы в будущем. Всё равно рано или поздно про их «подвиги» все узнают. Ваши христианские аскеты сами признаю́тся, что делают это ради награды на небесах. А те, кто не верит в личное бессмертие, могут верить в посмертную славу, хотя, на мой взгляд, это – бред сивой кобылы: кому будет нужна твоя посмертная слава, если тебя уже не будет?