Перчаток у Клима не оказалось, и после недолгого спора Ханне пришлось согласиться на чистое полотенце. Через десять минут они уже выезжали за ворота поселения. На этот раз за рулем сидел Клим: Ханна ни за что не соглашалась доверить драгоценный сверток его варварским рукам. Небо над дорогой было почти наполовину затянуто облаками — редкое явление в здешних местах. Еще немного удачи — и прольется маленький дождик, неуверенный и слабый… всего несколько капель тут и там… но с какой жадной благодарностью раскроется ему навстречу истосковавшаяся по влаге пустыня! Зазеленеют нежным пушком округлые холмы, повеселеют от неожиданного изобилия лохматые бедуинские козы, заиграет, заискрится новыми красками промытый водою воздух… где еще умеют так радоваться неожиданной щедрости неба?
— Будет дождь, Ханна? Как вы думаете?
— Хорошо бы… — она улыбнулась и зачем-то поправила волосы, которые, впрочем, немедленно вернулись в свое прежнее беспорядочное состояние. — Повсюду льет, как из ведра — от Хермона до Негева, и только у нас ни капельки… Еще долго ехать?
— Смотря как. Заезжать с востока и быстрее, и проще, но тогда придется идти через археологов. Не уверен, что это согласуется с вашим планом. А если с запада, то небезопасно для машины. Бедуины тут баловники — вмиг разберут на мелкие детали. Хорошо, если колеса оставят.
Ханна помолчала, взвешивая обе возможности.
— С запада, — решила она наконец. — Черт с ней, с тачкой. Авось пронесет.
Они миновали Альмог и по грунтовым дорогам углубились в пустыню. Наконец Клим остановил машину: ехать дальше не было возможности. Запирать автомобиль не стали из заботы о сохранности стекол. Так пешеход в проблематичном районе всегда имеет при себе мелкую купюру, чтобы не раздражать грабителя. Шли долго, причем Ханна по-прежнему тащила свиток, упорно не желая передать его Климу. В итоге она изрядно вымоталась, но и у Клима силы были уже на исходе.
Около одиннадцати они вышли к восточному склону напротив Носа Сатаны, к той самой площадке, где пастухи-таамире обычно делали привал, теша друг друга страшными рассказами о проклятой пещере. Отсюда ясно был виден каменный клюв над сорокаметровой отвесной стеной и узкое вади внизу, спускающееся с запада на восток, от размокших грязевых равнин Негева к соленой впадине Мертвого моря. Там, у подножия стенки, должны лежать расколовшийся надвое керамический контейнер и последний мешок с так и не просеянным мусором… Клим поискал их глазами и не нашел… странно… он обернулся к подошедшей Ханне.
— Вот мы и на месте. Вон там… — начал Клим и осекся.
В десяти шагах от него, прислонившись спиной к небольшой скале, сидел на корточках Наджед. Бедуины умеют быть незаметными.
— Привет, дорогой, — сказал Клим по-арабски.
Наджед кивнул и поднялся во весь свой невысокий рост. В руках он держал пустой мешок, тот самый, из-под пещеры. «Все-таки просеян, — мелькнуло в голове у Клима. — Теперь все тип-топ.»
— Как жизнь, Наджед? Что ты тут делаешь?
— Тебя жду, — коротко отвечал Наджед, подходя вплотную к Климу и показывая ему мешок. — Друг. Обманул. Почему?
Бедуин чувствовал себя обиженным до глубины души. Эту ночь он провел в палатке у археологов и был вместе со всеми разбужен грохотом обвала. Он видел Клима, но не стал подходить к нему. Он также не участвовал во всеобщем обсуждении, последовавшем немедленно после климова отъезда — обсуждении на тему о том, как, собственно, Клим оказался здесь — так рано и в таком виде? Наджед имел свое, готовое мнение на этот счет.
Ведь это только дуракам кажется, что пыль везде одинаковая. Пыль в каждом месте своя — это любой бедуин знает. Свой цвет, свой запах, своя мелкость и вязкость… даже свой вкус. На Климе была пыль из-под Носа Сатаны. А уж вонь летучих мышей и вовсе можно было разобрать за версту. То есть, Клим копался в пещере и, судя по свертку за спиной, что-то нашел. Более того, он копался не просто в пещере, а в той самой пещере. Именно поэтому он скрыл свои действия не только от приятелей-археологов, но и от Наджеда — своего близкого друга. Потому что знал, что Наджед не позволит ему лезть в проклятую дыру. Клим не мог не понимать, что тем самым навлекает гнев сатаны не только на себя, но и на того, кто привел его к пещере, кто нарушил древнюю заповедь бедуинов. А потому поступок Клима выглядел абсолютно непростительно с точки зрения дружбы.
Но имелось и еще одна причина наджедова гнева — чисто деловая. В определенном смысле эта вторая причина противоречила первой, но бедуинская логика не всегда ходит прямыми путями. Наджед не вчера родился на свет. Он, конечно, не раз слышал рассказы о кожаных свитках и пыльных черепках, проданных в прошлом за огромные деньги. В последние годы этот бизнес почти совсем иссяк, но и сейчас нет-нет, да и попадалось всякое старье, при виде которого жадным блеском загорались глаза бейт-лехемских и иерусалимских торговцев. Климова находка наверняка стоила немало. Но в ней была и его, наджедова доля! Ведь это он привел Клима к пещере! Почему же теперь тот забирает себе все, без остатка?