Книга

— Пожалуйста. Значит, отвезти вас домой, в Михмас? Налево?

— Ага, будьте добры.

Ханна подъехала к перекрестку, включила левый поворот.

— Налево, так налево…

Она резко повернула направо и тут же вильнула на обочину, чтобы пропустить грузовой фургон, который был явно сбит с толку ее маневром. Возмущенно гудя, грузовик унесся в сторону моря.

— Козел! — гневно припечатала Ханна и ускорилась ему вослед.

Клим усмехнулся.

— Вообще-то лево не тут, а там. Видимо, «козел» тоже так думает.

— Я знаю! — отвечала она сердито. — Знаю. Мы едем в Кумран и распечатаем снимки вместе. А потом я отвезу вас куда скажете. Хоть прямо в Румынию. А еще лучше — в Петербург, на родину всех хлестаковых.

В лагере археологов они не застали никого, кроме сторожа и двух студентов, сортировавших черепки на большой открытой площадке. Шел четвертый час дня; все еще были на раскопках. Ханна открыла вагончик своим ключом и включила компьютер.

— Давайте камеру.

Они сгрузили фотографии на диск. При съемке Клим догадался поставить максимальную резолюцию, и оттого снимки получились хорошо: буквы были видны ясно даже без дополнительного увеличения. Ханна распечатала две копии, по семь листов каждая — одну себе, другую — Климу.

— Подождите меня здесь, — сказала она, пряча листочки во внутренний карман куртки. — Я хочу передать это Дрору из рук в руки. Пусть посмотрит, пока мы катаемся.

Клим кивнул. Если уж кто здесь и мог прочитать рукопись, то это был, без сомнения, Дрор Яари — руководитель раскопок, археолог с многолетним стажем полевой и кабинетной работы.

— А как вы ему объясните?

Ханна на секунду задумалась.

— Скажу: Наджед принес, дал сфотографировать, а потом испугался, что отнимут, убежал. А дальше — правду. Погоня… вади… наводнение…

Клим снова кивнул:

— Сойдет.

Когда Ханна через час вернулась, он спал, положив голову на стол. По крыше вагончика стучали редкие капли пустынного дождя. Радио передавало о перекрытии дорог из-за сильных наводнений.

— Что он сказал? — спросил Клим, едва проснувшись.

— Сказал, что посмотрит сегодня же вечером. Я вам сразу же позвоню, обещаю. Поехали, я вас отвезу.

Дрор просидел над текстом почти всю ночь и, видимо, пришел в такое возбуждение, что уехал из лагеря, даже не дождавшись рассвета. Зато он оставил Ханне записку следующего восторженного содержания: «Ханеле, ты даже не представляешь себе, что нашла! Если это, конечно, не подделка. Но если и подделка, то чрезвычайно качественная. Даже не знаю, кто смог бы сейчас такое подделать. Текст примерно сороковых годов первого века, написан от имени Шимона из Бейт-Цайды и Йоханана бен Зевадия. Поняла? Там такое, такое… как в кино, честное слово! Вернусь к полудню, расскажу. Я уехал в Иерусалим, к профессору Школьнику — не терпится поделиться. Твой — теперь уже навеки — Дрор.»

Поразмыслив, Ханна решила сначала дождаться его возвращения, а уже потом звонить Адриану, который, по ее расчетам, наверняка еще спал после вчерашних приключений. Но Дрор к полудню не вернулся. Он никогда уже не вернулся. Собственно, говорить о возвращении не приходилось — ведь для того, чтобы вернуться, нужно, по крайней мере, уехать. А Дрор и отъехал-то от своего вагончика на расстояние километра в три, не больше. Его старую «субару» нашли около двух часов дня рабочие, возвращавшиеся в лагерь к обеду и обратившие внимание на новую огромную промоину справа от дороги.

Такие промоины не редки в районе побережья Мертвого моря, особенно в период наводнений. Сверху все выглядит тип-топ: твердая сухая поверхность с солевым налетом, жесткий кустарник и серые шары перекати-поля. Поди знай, что это всего-лишь декорация, тонкая сантиметровая корка, что коварное течение уже вымыло под ней яму в несколько метров глубиной… Рабочие со всеми предосторожностями приблизились к краю и увидели дророву «субару», а точнее, ее задний бампер — он только и торчал из бурой воды. Что заставило Дрора съехать с грунтовки на эти несколько роковых метров, отделявших дорогу от промоины? Черт его знает… да, честно говоря, на этом участке никто дороги особенно и не придерживался: грунтовка здесь немногим отличалась от окружающей целины, вот Дрор и отклонился… темнота, опять же, предрассветная и разметки никакой… одно слово — беда: был человек и нету.