— Я был почти уверен, что так будет. Представь себя на его месте. Представь, что вы с Руби живёте вместе тысячи лет, и что с годами она меняется в худшую сторону. Очень медленно, незаметно в моменте, настолько незаметно, что очень долго ты не будешь замечать, что что-то не так. А потом до тебя дойдёт: той, кого ты полюбил, больше нет. Её заменила какая-то другая Руби. Возможно склочная, возможно жестокая, возможно циничная. Если не приглядываться, ты будешь продолжать видеть ту, кого любишь, потому что правда слишком тяжела. И чем дольше ты выбираешь не замечать, тем больше она меняется, тем больше пропасть между ней и твоей любимой, тем сильнее ты хочешь вернуть прошлое, тем глубже вгоняешь себя в иллюзии. Способов выбраться из этого болота безболезненно не существует. А для твоего отца всё было в сто раз хуже, ведь, уйдя от Чим’А к другой, он бы фактически собственноручно её убил. Он вряд ли смог бы это вынести. Как думаешь, что бы ты испытал на его месте, если бы такая чужая Руби просто умерла, не по его вине и не у него на руках, а просто где-то там, и он чисто физически не был способен сделать хоть что-то?
Тарканд грустно хмыкнул.
— Облегчение. И ненависть к себе за это.
— В совокупности эти две эмоции как раз и рождают равнодушие. Что ещё ты хотел спросить?
— Честно говоря… — он откинулся на спинку диванчика, — я уже не помню.
— В таком случае, послушай меня ещё немного. Ты имеешь совершенно законное право ненавидеть меня и Руби. Мы скрывали от тебя такой важный секрет, и в частности благодаря этому сейчас твоя мать мертва. По моему личному мнению Чим’А была не просто дерьмовой матерью, она была мерзкой тварью, паразитирующей на твоём отце и желавшей паразитировать на тебе и на твоём деде. Я даже не уверен, любила ли она Наскватча хоть когда-то, или это с самого начала был просто холодный расчёт. Её чувства к тебе ты видел на записи. Тем не менее, она остаётся твоей матерью, с этим ничего не поделаешь, и ты действительно в праве злиться на нас за её гибель. Меня можешь спокойно ненавидеть и дальше. Я переживу, во всех смыслах. Но Руби прости. Она хранила мой секрет и правда старалась сделать всё, что возможно, чтобы я расхотел убивать Чим’А. То, что вышло всё ровно наоборот — не её вина.
— Я… — Тарканд медленно вернул в вертикальное положение закинутую на спинку диванчика голову. — Я очень хочу ударить вас, Тим.
Я хмыкнул.
— Только один раз?
— Нет. Хочу прям избить, чтобы кулаки в кровь, чтобы вы хрипели от боли, и чтобы самому вымотаться до предела и забыть, наконец, обо всём этом хоть на минуту.
— Что мне всегда в тебе особенно нравилось — так это честность, — хмыкнул я, вставая с диванчика и направляясь к выходу из кабинета.
— Вы куда? Я прошу прощения, если обидел вас…
— Дурак ты всё-таки, — вздохнул я, останавливаясь у двери. — Знаешь, почему ты в свои пятьсот выглядишь как двадцатипятилетний парень, а я в свои сто семьдесят — как сорокапятилетний мужик, и почему, несмотря на такой разрыв в реальном возрасте, мы совершенно комфортно общаемся, исходя из обратной схемы?
— Самовосприятие.
— Да, но на чём оно строится?
— На прожитом опыте.
— Ага. На набитых синяках и шишках. Ты, Тарканд — едва ли не лучший парень, извини, теперь уже муж, какого я мог бы пожелать для Руби. Но правда в том, что, за исключением некоторых психологических травм и тех опасностей, что ты пережил во время наших с тобой охот, у тебя была почти идеальная жизнь. И хотя обычно ты очень уверен в себе, в ситуациях типа этой ты будешь продолжать пасовать и дальше. Зачем ты сейчас передо мной извинился?
— Потому что… — он замялся. — Это было грубо?..
— Ты меня спрашиваешь? Я не знаю. Но в любом случае, уж извини, но ничто не может быть более грубо, чем убить чужую маму. Я не испытываю угрызений совести по этому поводу, но я был бы готов встретить и понять и твой гнев, и твою истерику, и даже попытку меня прикончить. И это было бы правильно. Потому что я, объективно, это заслужил. Ты хорошо начал. Высказал своё желание. Но воплотить его в жизнь не хватило духу. Научись злиться, Тарканд. Научить ощущать клокочущие в груди ненависть и ярость. Научись поддаваться им, чтобы они, медленно тлея, не превратили тебя в угольки. А потом научись их контролировать и подавлять, чтобы не сгореть в ярком пламени. Тебе никогда это не было нужно, и это — счастье. Но вечно так продолжать не может. Однажды случится что-то, что потребует твоего гнева, а ты вместо этого снова начнёшь извиняться.
— Так что… — он подскочил с дивана, но тут же снова стушевался. — Что мне сейчас делать?
Пятисотлетний ребёнок. Как же это иронично.
Я широко ему улыбнулся.
— Иди за мной.
Глава 66
Пройдя по коридорам особняка, временно выбранного в качестве нашей с девочками резиденции, так как столичный небоскрёб, где мы жили, снесло ударной волной предначальной силы, мы спустились в подвал, оборудованный по моему желанию под подобие спортзала.