Книга 2. Клан. Обрести силу

всю свою жизнь практически ни во что не ставил, приводили его в настоящую ярость. «Все

это время под самым носом... Проклятые земляные карлики водили свои шашни с этим

жалким корольком, - все бурлило внутри него. - Значит вот откуда все это... Наконечники

стрел, проклятые фургоны, и … главное слухи о гноме, владеющем магией».

16

Северные предгорья Турианского горного массива.

Земля клана Черного топора.

Эту часть Гордрума накрыли зимние метели, уже вторую неделю полировавшие

выступавшие пики скал и пологие горные склоны. Небо на сотни лиг вокруг затянуло

непроницаемой свинцовой пеленой, отчего вспухшие чернотой облака, казалось, вот-вот

упадут на землю. Старинные перевалы, веками соединявшие две части Торее в единое

целое, завалило многометровым рыхлым снегом, превратившимся в опасную снежную

трясину и с жадностью поджидавшим решившего на переход безумного путника.

Вечерами глядя из узких окошек на особенно разбушевавшуюся стихию или вслушиваясь

в угрожающее завывание метели кое-кто из стариков как всегда заводил привычную песню

о том, что это все не спроста и стоило ждать беды. Причем говорили об этом и в кругу

гномов и в кругу людей. И те и другие убеленные седыми бородами старики, словно

сговорившись, предвещали тяжелые времена.

… Очередное утро ни чем не отличалось от предыдущих, которые последние дни были

словно под копирку — холодными, темными и жутко ветреными. Отчего сторожевая

служба на стене, которая отделяла подземный город клана от внешнего мира, всякий раз

превращалась в настоящее испытание для воинов.

Сегодня, как и несколько дней подряд, здесь встречал утро сам глава клана. Естественно, в этой холодине торчал он не от хорошего настроения, а вследствие серьезной

необходимости... За последнюю неделю бесследно пропало уже две группы разведчиков —

местных селян, посланных в свои бывшие поселения разузнать последние новости.

Особенно, настораживало то, что направлялись они почти в противоположные стороны.

Конечно, крестьяне могли и заблудиться и замерзнуть. В такою непогоду это немудрено, но

что-то именно эта версия Тимуру казалась очень неубедительной.

- Опять, хоть глаза выколи. Тьфу-ты, - едва только высунувшись в бойницу одной из

башен, Колин тут же получил в лицо обжигающую порцию колкого снега. - Фу...

Он с трудом закрыл толстые деревянные ставни и вновь сел ближе к очагу, которые с

жадностью пожирал небольшие поленца и крошечные кусочки каменного угля. Рядом, с

блаженной миной на лице, вытянув руки к огню, сидел и его неизменный спутник

последних месяцев - Кром. Судя по его склоненной фигуре, он уже был готов залезть в очаг

буквально всем телом, лишь бы его не терзал холод.

- Погрелся? - Колин ткнул здоровяка в бок локтем. - Ну и хватит. Давай-ка, сгоняй до

второй башни! Узнай, не видели ли они там кого-нибудь из наших, а то может быть, прямо

сейчас перед воротами и лежат, - в него тут же уставились одновременно и умаляющие и

обвиняющие глаза гнома. - Ничего! Не умрешь. Вон, пуховик мой возьми.

Сказал Колин это и сразу же пожалел. Уж больно торжествующий взгляд в этот момент

стал у Крома, который тут же сразу же сорвался с места и метнулся к топчану, на котором

лежал тот самый заветный пуховик.

Причина столь быстрой смены настроения гнома была до боли простой... Дело в том, что

у гномов, да и людей, примкнувших к его клану вообще было плохо с зимней одеждой.

Пушной зверь здесь практические не водился, а тот что и бродил в горах или лесах был

очень опасен и охота на него была не «по зубам» для простых крестьян и гномов. Шкуры

крупного рогатого скота тоже были довольно дорогим удовольствием. Овчины тоже

хватало далеко не всем. Поэтому верхняя зимняя одежда да и обув в придачу в клане была

вес золота и представляла собой кучу разной степени потертости и засалености лоскутков

шкур и ткани, пока, окончательно не озверевший от отсутствия нормальной и привычной

для него одежды, Тимур вспомнил о самом обыкновенном, в его мире, пуховике.

Естественно, собрав тогда вокруг себя десятка два баб, и гномьего и человеческого рода, говорил он им не о застежках, синтепоне, и ткани-плащевке. Колин рассказал о принципе, продемонстрировав его на обычной подушке, набитой гусиным пухом. В итоге, уже к

вечеру того же дня бабы выдали ему первые несколько изделий — неказистых, неудобных, непривычных, а к исходу третьего дня из стен стихийно сложившегося швейного цеха

вышел уже сотый пуховик. И пусть, на него нельзя было взглянуть без слез. Он был серый.

Пух в нем быстро превращался в комочки. «Плюс» каждый вечер сохнувшие пуховики

буквально источали вокруг себя тяжелый запах преющего пуха. Однако, эта одежда делала

главное — неплохо сохранял тепло... Для своего главы же — Колина был изготовлен, как

бы это странно не звучало, эксклюзивный пуховик, до боли напоминавший ему самому

родную, когда-то, «Аляску». С широкой полоской меха вдоль капюшона, крупными