Только волки сами выбирают себе жертву. Почему же эти горожане не дают такого же выбора дракону?
– Возможно, в этом и есть их ошибка,- задумчиво проговорил Лигрен. – Не вина, а именно ошибка. Которой они прогневали не повелителя небес, но Его священного зверя, не получающего того, что ему нужно…
– И он будет прилетать вновь и вновь до тех пор, пока… – подхватил его мысль Евсей.
– Пока горожане не поймут этого и не позволят ему самому сделать свой выбор, – закончил мысль брата Атен.
– Все не так просто, – качнул головой Лигрен. – Ошибку легко совершить. Но чем дольше она не исправляется, тем труднее будет это сделать, ведь она, повторяясь, накапливается, как снежный ком, и то, что прежде можно было остановить детской рукой, теперь не сдержать и могучему воину. Недовольство превратилось в ярость, взращенную непониманием. А ненужная жертва…
– Довольно, – качнул головой Атен. – Будет лучше дождаться Шамаша. И не говорить о том, что мы не можем понять сами, – он, повернувшись, зашагал прочь.
– Куда ты? – окликнул его Лигрен.
– Спать, – через плечо бросил тот.
– Сейчас? Посреди дня?
– Почему нет? Раз грядущая ночь не будет знать сна…
– Я тоже пойду, – сорвался с места Евсей. – Что бы там ни произошло, я хочу знать… – и, что-то бормоча себе под нос, он зашагал в сторону своей повозки.
– Летописец! – сорвалось с губ глядевшего ему вслед Лиса. В голосе воина не было ни тени усмешки или снисхождения, лишь глубокое почтительное уважение.
– Да, летописец… – Лигрен вздохнул. – Знаешь, мне, конечно, грех жаловаться на свою судьбу. Все же, я обрел свободу, я иду дорогой каравана, который избрал себе в спутники величайший из небожителей, и, все же, временами я жалею, что в глазах повелителя небес я – всего лишь лекарь. Не Его слуга-служитель, а всего лишь лекарь…
– Тебе этого мало? Хочется большего?
– Да. А тебе нет?
Лис качнул головой.
– Сначала – хотелось. Но потом я подумал… Подумал, и понял – я такой, каким Он хочет меня видеть, каким я лучше всего могу Ему служить. У Него есть летописец, а я – Его воин.
– Но я хочу быть Его жрецом! – воскликнул Лигрен, затем, внезапно умолкнув, сжался, сгорбился, словно смутившись того, что выдал свои сокровенные мысли, которые столько времени хранит в глубине своей груди, пряча от всех и самого себя и продолжал бы таить и дальше, если бы слова сами не вырвались наружу. – Мечты, – поморщившись, усмехнулся он, виновато взглянув на воина, – человек слаб и не может всецело освободиться от их власти.
– Да. Но наши желания не всегда имеют значение для кого-то, кроме нас самих. В отличие от воли небожителей, от которой зависит все.
– Может быть, тебе и довольно того, что ты только воин, но сейчас ты говоришь как служитель.
– Все спутники бога служители. Кажется, я уже говорил это…
– Может быть, хотя я не слышал. Но ты прав. Во всяком случае, об этом стоит подумать… Лекарь – служитель… – и он тоже ушел.
– Что ж, все разошлись, – оставшись один, пробормотал себе под нос Лис. – Выходит, о безопасности придется позаботиться мне… Нужно будет установить дозор… Так, на всякий случай… …Атен проснулся, когда солнце только-только подошло к горизонту. До ночи было еще далеко.
Наверное, не сдвинься он с места, не выгляни наружу, стремясь узнать время, он бы смог снова заснуть. Но не теперь. Движение прогнало дрему, а солнечный свет очистил взгляд. Тем более, что в голове роились мысли, заботы и сомнения.
Ему было обидно, что он не смог помочь горожанам, а непонятно, почему Шамаш не откликнулся на его мольбу. Он не смог уйти, когда у Него были другие заботы, или не захотел приходить сюда?
"Что бы там ни было…" – Атен вылез из повозки, огляделся вокруг и убедившись, что все спокойно, что караванщики, закончив сборы в дорогу, готовят ужин, направился в сторону леса.
Ему почему-то страшно захотелось увидеть этот обряд. В глубине души он надеялся, что в последний миг что-то произойдет, что ему будет суждено стать свидетелем спасения, не смерти, но, в любом случае, караванщик решил быть рядом с теми, кто нуждался в его помощи, полагая, что ведь и духовная поддержка – это не так мало.
Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Атен вышел из леса. Похолодало и, зябко ежась, караванщик уже жалел о том, что не надел что-нибудь потеплее тонкой городской рубахи. А ведь он знал, что идет к приграничью, да еще на ночь глядя.
Караванщик, наверное, долго бы сетовал на себя за глупость, но тут его внимание привлекли люди, которые стояли на простилавшемся за лесом поле. Их было не так много, как ожидал Атен, большинство – в хламидах служителей, среди которых сразу же бросались в глаза своей постороннестью, что ли, воины и несколько горожан, принадлежавших, по-видимому, к высшей городской знати. А он-то думал, что на обряд соберется весь город и ему ничего не будет стоить затеряться в толпе!