Книга 5_Слезы на камнях

"Присоединиться? – волки приблизились к ней, обступили, принюхались. В их глазах злость сменилась интересом. – Почему нет? Оставайся. Если хочешь. У нас найдется кусок мяса для такой милашки. Но он, – они зло глянули на чужака, – пусть уходит!

Для него места нет! Ну же", – охотники начали осторожно, и, вместе с тем, настойчиво оттеснять самочку в сторону.

"Но почему?! – та подчинялась, и, все же, медлила – с одной стороны, она не могла уйти от тех, к кому так стремилась, с другой – бросить брата, с которым никогда надолго не расставалась, остаться совсем одной – это было выше ее сил! – Почему вы не можете принять нас обоих! Мы сильны! Мы не будем вам обузой!" "Решай", – те с интересом поглядывали на нее, ожидая, что пересилит в гостье – разум или страсть.

"Хан!" – она повернула голову к брату. Волчица выглядела совершенно несчастной, в глазах была мольба.

"Оставайся, – поняв все, волк принял решение за нее, освобождая от гнета сомнений и тянувших в разные стороны чувств. – Так будет правильно".

"Но ты…!" – ей хотелось всего, а не лишь части желаемого.

"Я найду способ войти в стаю, заслужить себе место в ней! Не беспокойся за меня!" – и, не оставляя сестре времени на то, чтобы понять происходившее и изменить решение, он убежал в снега пустыни.

Хан не вернулся в караван. В то же время, он больше не пытался и приблизиться к стае, двигаясь позади нее так, чтобы не попадаться на глаза охотникам, и, вместе с тем, не таясь от них, маяча духом на хвосте волков. Золотой охотник терпеливо ждал того мгновения, которое позволило бы ему проявить себя, доказать, что он не просто достоин присоединиться к стае, но нужен ей.

Судьба не стала проверять его терпение, растягивая время ожиданий до бесконечности. Все свершилось даже быстрее, чем он надеялся.

Ночью стая вышла на охоту.

Хан наблюдал за волками со стороны, выбрав место, с которого мог видеть все происходившее, но при этом чувствовать себя в относительной безопасности, держась в стороне как от клыков разгоряченной кровью стаи, так и копыт и рогов диких оленей.

Волки действовали не бездумно, надеясь лишь на удачу. Они просто не могли себе позволить ничего подобного, когда от успеха охоты зависела их жизнь. У них был план, старательно разработанный и уже не раз испробованный. Каждый знал, что должен делать, и, может, потому со стороны казалось, что стая – не просто племя волков, но нечто действительно целое, единое в каждой мысли, каждом движении.

Несколько молодых, полных сил самцов, ведомых вожаком, гнало стадо к тому месту, где их ждали остальные, затаившиеся в засаде. И эта ловушка должна была вот-вот захлопнуться.

Все шло по задуманному. Во всяком случае, так казалось. И, все же, в какой-то миг Хана охватило странное беспокойство. Сначала он решил, что это – отголосок чувства, которое испытывала сестра, находившаяся во власти первой в своей жизни охоты стаи. Но потом в какое-то мгновение он понял, что дело не в ней – в нем самом.

То, что прошло волной искр по шерсти, поднимая гребень и зажигая зеленым огнем глаза, было предчувствием беды. Даже более того – ожиданием ее в той слепой уверенности, когда глаз еще не видит, но нос уже чует сладковатый дух смерти, доверяясь ему более чем всему увиденному.

Приглушенно заскулив, волк собрался, подтянул лапы, напряг мышцы, готовый к тому, чтобы совершить прыжок в то самое мгновение, когда опасность проявит себя. А пока он с бархана внимательно следил за тем, что происходило внизу, старательно зарывшись в снег, стремясь ничем – ни видом, ни запахом не обнаружить своего присутствия.

Добычей стаи должны были стать молодая олениха с олененком, которые не выдержали бешеного бега во власти безумного страха, рожденного в их сердцах видом охотников, их рыком, оскаленными клыками и брызжущей слюной. Слабые и беззащитные, они выбились из сил и уже были готовы сдаться на милость победителей, моля их лишь о быстрой смерти. Но тут, неожиданно для всех: и охотников, и их жертвы, – олений табун повернулся, возвращаясь, вместо того, чтобы как обычно поскорее покинуть гиблое место.

Такого не случалось никогда прежде. Да, добыча сопротивлялась, порою жестоко мстила за свою смерть, а иногда даже отвоевывала право на жизнь. Но она никогда не бросалась на защиту себе подобных, жертвуя слабыми ради спасения сильных.

Может быть, виной этой странности была неопытность молодого вожака оленей, не распознавший духа стаи, решив, что нападавшие – одиночки, падальщики, которые смелы лишь при встрече со слабым противником, от сильного же убегут, поджав хвосты. А, может, он и знал, с кем его столкнула судьба, но упрямо не хотел сдаваться. Выкажешь слабость в глазах недавно завоеванного табуна – вдохновишь соперников на новые поединки.

Что бы там ни было, находившая в низине стая ничего не видела, как стадо повернуло, и уж конечно не ожидала ничего подобного. Опытные старики устали, утомленные долгой погоней, молодежь была ослеплена видом добычи, запахом ее крови.