Книга алхимика

— Да, я прошел с ними две кампании. В бою они смертельно опасны. Никогда ничего подобного не видел. В битве при Заллаке альморавиды в синих бурнусах и тюрбанах, выставив копья, пошли с молитвой на врага без доспехов. Позади них на осликах ехали мальчики и, задавая ритм, били в барабаны. Альморавиды держали железный строй, у них невероятно сильная дисциплина. Они сметали все на своем пути. Думаю, альморавиды искренне верили в то, что на их стороне Божественная сила, делающая их непобедимыми. Первые ряды почти полностью полегли от христианских стрел. Те, что шли сзади, просто подобрали оброненные копья убитых товарищей, переступили через их трупы, даже на них не посмотрев, и пошли дальше, ни на мгновение не прервав молитвы. Конница христиан налетала на них и откатывалась назад. Альморавиды спокойно вонзали в лошадей копья, а рыцарей, что падали на землю, приканчивали задние ряды, вооруженные дротиками. Когда мы с Сидом пошли в атаку, все было иначе: сорвались вскачь и пошли рубить да колоть — где наша не пропадала… А эти… Альморавиды убивали быстро и при этом как-то равнодушно. Убивали и неспешно продвигались вперед… Они даже на людей толком не походили.

— Я все равно не понимаю, к чему ты клонишь. Тебя послушать, так союзник у вас был вроде бы сильный. Христиан вы разбили. Разве это плохо для Андалусии? Для джихада, что ты ведешь?

Судя по лицу Азиза, мой вопрос его сильно озадачил.

— Я… я не знаю, Самуил. Да, конечно, мы были союзниками, да и цель мы вроде преследовали одну и ту же — дать отпор Альфонсо, угрожающему исламу. Однако Юсуф повел себя очень странно. Он перебил христиан на поле боя, а остальным дал уйти. Он мог уничтожить Альфонсо со всем его войском. Мы собрали армию больше, чем когда-то аль-Мансур[79]. Кто только не прислал свои полки — и Мишкат, и Севилья, и Гранада, и Бадахос. Но Юсуф никак не использовал нас в бою. Я думал сначала, что он решил придержать конницу, чтобы пустить ее в погоню после того, как альморавиды сломают хребет христианскому войску. Однако как только враги побежали и мы были готовы пуститься им вслед, от Юсуфа прибыли гонцы. Они сказали, чтобы мы спешились и вместе с Юсуфом вознесли благодарственную молитву Аллаху за дарованную нам победу. И наши воины, которые ни разу за день не обнажили мечи, слезли с лошадей и присоединились к африканцам, молившимся среди лежащих на поле боя трупов.

— То есть ты хочешь сказать, что ни одна из андалусских армий не принимала участия в битве?

— Нет, Самуил. Такое впечатление, что Юсуф желал показать нам силу своего войска. Ему куда как больше хотелось запугать нас, чем христиан, — Азиз покачал головой, будто отгоняя тягостные воспоминания. — Властитель Севильи аль-Мутамид не стал слушаться Юсуфа. Вопреки его приказу он пустился в погоню с двумя тысячами конников. Он гнал христиан до самой реки, но к тому моменту Альфонсо уже успел выставить заслон. Если бы мы все поскакали с аль-Мутамидом, то смели бы христианский отряд и взяли Толедо, а так… У аль-Мутамида не хватило сил. Вернувшись в лагерь, в знак своего презрения к Юсуфу он свалил у его шатра гору отрубленных голов христиан. На следующий день аль-Мутамид увел свои полки обратно в Севилью. Он оказался первым, кто разочаровался в Юсуфе. Ну а Юсуф приказал, чтобы вся армия снова собралась на молитву. На этот раз он просил Аллаха, чтобы Тот обрушил свой гнев на голову аль-Мутамида за трусость и нечестивость.

— То есть тебе не дозволяли вступать в бой? Как тебя тогда угораздило потерять столько человек?

Бессмысленность всего того, о чем поведал Азиз, снова пробудила гнев, который мне довелось недавно испытать. Когда я пришел в лечебницу, то обнаружил в приемном покое бесчисленное множество солдат, которых Азиз привез с собой в обозе с войны. Все они были жутко изранены и покалечены. На мгновение мне показалось, что я попал в мертвецкую. По словам несчастных, им еще повезло. Две трети тех, кто два года назад отправился сражаться за Андалусию, так и не вернулись домой.