Книга алхимика

— Не волнуйся, Фелипе, — промолвил Пинсон, стараясь говорить как можно более спокойным голосом, — мы никуда не собираемся убегать. Вот смотри, сейчас мы сядем на мостовую. — Профессор наклонился к внуку, который по-прежнему крепко держал его за ногу. — Не бойся, Томас. Фелипе не сделает нам ничего плохого. Видишь? Все в порядке. Мы никуда не убежим. Все будет хорошо.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Фелипе и плачем Томаса. Пинсон искренне надеялся, что выстрелов больше не будет, но они снова возобновились, с интервалом полминуты — минута. Профессор понял, что Леви и Мартинес принялись за следующий этаж. Он вспомнил, как сам ходил по этой тюрьме. Перед его мысленным взором предстали лица заключенных каждой из камер. Выстрелы все гремели и гремели.

Кошмар, казалось, никогда не закончится.

Потрясенный глубиной собственного бессилия, профессор сидел, погрузившись в оцепенение, когда услышал, как по улице кто-то бежит. Грохоча коваными ботинками, к тюрьме с пистолетом в руках несся сержант Огаррио, а за ним — Бесерра и еще четверо солдат. Когда они подбежали к двери, из-за нее показался комиссар Леви, отряхивавший рукав шинели. Пинсон увидел на его лице знакомую кривую улыбку:

— Вот и вы, сержант. Рад сообщить вам, что теперь, благодаря мне, в Сиудадела-дель-Санто нам можно не опасаться удара в спину. Угроза со стороны пятой колонны устранена.

Выпучив глаза, Огаррио уставился на него. Мгновение спустя он кинулся внутрь, оттолкнув с дороги Мартинеса, который стоял на пороге бледный как полотно. Еще минута, и из тюрьмы раздался преисполненный ярости рев.

Выйдя из тюрьмы, командир медленно подошел к комиссару, который, взяв у Мартинеса флягу с водой, пытался смыть с рукава кровавое пятно. Некоторое время Огаррио молча наблюдал за Леви. Вдруг он схватил комиссара за шиворот и со всей силы толкнул на гранитную стену. Круглые очки полетели на камень тротуара. Звякнули разбитые стекла. Развернув Леви к себе, Огаррио ударил его по лицу и под дых, а когда тот упал, от всей души два раза двинул ему ногой между ног.

— Это были мои заложники, — тихо произнес сержант. — Твою мать, это были мои заложники! — взревел он. Повернувшись спиной к комиссару, Огаррио сжал кулаки и, закрыв глаза, задрал голову к небу. Затем он ткнул пальцем в Мартинеса. — Ты… ты сын осла и шлюхи! Почему ты его не остановил? Двадцать четыре монахини и восемь священников! А ты просто стоял и смотрел!

— Но, сержант, он… он же комиссар…

По всей видимости, Огаррио потребовалось приложить максимум усилий, чтобы сдержаться.

— Я знаю, — сказал он и похлопал Мартинеса по плечу, — он мудак. Всё, проехали. — Командир кинул презрительный взгляд на Леви, который, с трудом встав на четвереньки, шарил по мостовой в поисках очков. Из разбитого носа комиссара шла кровь. — Помоги ему привести себя в порядок, — приказал Огаррио Мартинесу, — считай это наказанием за то, что повел себя как ослиное говно. — Внезапно командир вспомнил о Пинсоне. — Мне очень жаль, что ваш мальчуган стал свидетелем всего этого. Вы в порядке?

— Вы еще спрашиваете? Если человек, сражающийся за Республику, совершает такие зверства… Я потрясен. Какой еще реакции вы от меня ждете? Впрочем, ладно… Ну и откуда теперь вы собираетесь брать ваших заложников?

— Что-нибудь придумаю, — протянул сержант. — Муро, отведи профессора с внуком на площадь. — С этими словами он двинулся к центру города.

— Сержант Огаррио! — неожиданно раздался вопль комиссара. Леви с трудом поднялся на ноги и теперь, пошатываясь, стоял, размахивая пистолетом. — Вы напали на представителя партии при исполнении. Вы прекрасно знаете, что я выполняю приказы Сервисно де Инвестигасион Милитар. Согласно инструкциям, я обязан обезвреживать контрреволюционные элементы. Эта моя главная задача, и она важнее всего остального. Своим поступком вы бросили вызов партии и государству. Это измена. Властью, данной мне, я отстраняю вас от командования. Вы арестованы.

Огаррио, даже не подумав сбавить ход, едва удостоил его взглядом через плечо.

Грохнул выстрел. Пуля просвистела мимо сержанта и попала в фонарь. Командир развернулся к противнику. Глаза усача насмешливо смотрели на комиссара. Еще один выстрел. На этот раз пуля ударила в брусчатку у ног командира и, срикошетив, выбила оконное стекло. Леви вытер взмокший лоб и снова прицелился. В этот момент дула двух винтовок полыхнули огнем. Комиссара отшвырнуло к стене, и он медленно сполз на землю, оставив на граните кровавый след. Бесерра и Мартинес опустили оружие. Из стволов вился дымок.

— Ну и какой от этого прок? — ядовито осведомился Огаррио. — Мне нужны заложники! Заложники!

Томас разразился безудержными рыданиями.

***

Атмосфера на площади накалилась. Если прежде горожане покорно сидели на земле, то теперь мужчины орали и размахивали кулаками, а женщины либо кричали, либо плакали. Огаррио находился в самом центре площади. Рядом трое его бойцов пытались скрутить какого-то разозленного здоровяка. Председатель городского совета стоял на коленях, по его толстым щекам градом катились слезы.