Его спутник запрокинул голову и расхохотался. Соломенная шляпа упала с его головы, и я увидел его лицо, залитое солнечным светом, белоснежную улыбку и тоненькие усики над гранатовыми губами. Кожа у второго юноши была гладкой, словно отполированная слоновая кость, черты лица — само совершенство, а весело прищуренные глаза показались мне озерами, наполненными тягучей смолой, столь же насыщенного черного цвета, сколь и вьющиеся волосы, перехваченные золотым обручем. Увидев его, я замер от восхищения. Мне почудилось, что на лужайке стоит ангел, ибо никогда прежде я не встречал никого, кто смог бы соперничать с этим юношей такой ослепительной красотой.
— Ты слышишь, Айша! — вскричал юноша, и голос его показался мне райской музыкой. — Ну! Утер он тебе все-таки нос!
— Мне? Утер нос? Это никому не под силу! И уж тем более тебе, Паладон, дубина ты стоеросовая! Будете надо мной насмехаться, поскачу обратно к шатру — и все, поминай как звали! — отозвалась наездница, восседавшая на иноходце, и по ее голосу я понял, что это скорее не девушка, а девочка лет одиннадцати-двенадцати.
— О, горе мне! — вскричал светловолосый. Застонав, он схватился за грудь и повалился на траву, а мгновение спустя сел и весело рассмеялся.
— Я вас ненавижу! — вскричала девчушка. — Обоих! Слышите? И вообще с вами не интересно! Сплошная скука! Все, я от вас уезжаю! — Она надулась, но при этом не двинулась с места.
— Сестренка, мы занимаемся важным делом, — промолвил темноволосый юноша. — У нас важный научный эксперимент. Пошли, Паладон, — он протянул руку сидевшему на земле пареньку. — Давай, вставай. Мы почти на месте. Миль десять всего осталось.
— Лично мне просто хочется поваляться на солнышке, — отозвался названный Паладоном. Он снова улегся на спину и, сорвав стебелек, принялся его грызть. — Мы уже три дня таскаемся с этой веревкой от колышка к колышку.
— Солнца мало. Фруктовая роща как-никак. Для чистоты эксперимента надо выйти в поле. Давай, идем скорее, а то ибн Саид рассердится. А если это случится, нам влетит от моего отца.
— Нам нужно плато. Если уж ты говоришь о чистоте эксперимента, то его надо ставить в пустыне, а не посреди вонючих крестьянских полей. Нам требуется ровная поверхность. Пустыня от горизонта до горизонта. Именно туда отправлялись ученые. В Богом забытую глушь где-то в Месопотамии.
— Но мы не в Месопотамии, и плато взяться неоткуда. Ближайшее — неподалеку от Толедо, а с Толедо мы воюем… Ну или скоро начнем воевать. Не будь таким педантом. Ибн Саид попросил проверить одну-единственную величину, и размеров нашей равнины вполне для этого хватит.
— Какой в этом смысл, Азиз? — простонал Паладон. — Мы пытаемся доказать то, что аббасидские философы сто лет назад уже доказали у себя в Багдаде. Более того, они воспроизводили то, что греки открыли за тысячелетие до них. Мы уже знаем ответ из работ Птолемея. И этот ответ — шестьдесят шесть миль и еще две трети. Не больше и не меньше.
Я тихо вскрикнул. Это произошло совершенно непроизвольно, я просто не смог себя сдержать. Сказанное Паладоном ошарашило меня. Во-первых, он назвал своего спутника Азизом, а в нашем эмирате был только один юноша с таким именем, он принадлежал к знатному роду и приходился сыном визирю. Это ввергло меня в ужас. Во-вторых, стоило Паладону упомянуть шестьдесят шесть миль, как я тотчас же понял, чем они занимаются. Они повторяли знаменитый эксперимент братьев Бану Муса, живших во времена правления аббасидского халифа аль-Мамуна[21]
. В нескольких купленных мною книгах описывалось, как аль-Мамун приказал братьям проверить, правильно ли греки измерили окружность земного шара. Ученые отправились в пустыню и протянули веревку от точки, в которой они наблюдали появление Полярной звезды, к точке, где положение Полярной звезды отличалось от предыдущего на один градус. Полученный результат они умножили на 360, получив в результате длину окружности в 24 тысячи миль, подтвердив (так им, по крайней мере, казалось) точность подсчетов древнегреческих ученых. После своих собственных наблюдений за светилами я сомневался в правильности данного результата. Лично я считал, что длина окружности почти 25 тысяч миль. Впрочем, это было несущественно. Куда больше меня взволновало то, что я увидел людей, разделяющих мои интересы к астрономии.Два чувства переполняли меня — страх и восторг. Именно поэтому я и вскрикнул, не в силах сдержать себя.
— Что это было? — проворно вскочил с земли Паладон.
— Звук донесся с того дерева, — спокойно ответила Айша. — Если ты не заметил, на нем сидит иудей. И если бы вы, любезные философы, не были столь поглощены обсуждением ваших научных изысканий, то непременно сами бы его заметили, — она хихикнула и тронула поводья. Иноходец принялся топтаться на месте, перебирая ногами.
Я во все глаза смотрел на лица Азиза и Паладона, которые, задрав головы, с изумлением взирали на меня. Сам не знаю, как я не упал, столь сильно била меня дрожь.