Книга алхимика

— Что-то голос у вас не шибко уверенный, — фыркнула бабушка Хуанита.

— Вы совершенно правы, — не стал спорить Пинсон. — Вероятность того, что фашисты пойдут на переговоры, невелика. Они предпочтут безоговорочную капитуляцию.

— Одним словом, начнется бой, после чего Огаррио со своими бойцами подорвут нас вместе с собором? Вы это хотите сказать? Не бойтесь нас напугать. Мы хотим знать правду.

— Я не исключаю того, что переговоры состоятся, — ответил Пинсон. — Я лишь сомневаюсь, что Огаррио добьется того, что хочет. Скорее всего, ему удастся договориться о временном перемирии. Оно фалангистам на руку. Так они выиграют время, чтобы хорошенько подготовиться к штурму.

— Однако для нас перемирие ничего не изменит, если Огаррио не удастся получить желаемое, — промолвил Эктор. — Он просто подорвет собор несколько позже — и все.

— Это верно, — согласился Пинсон, — впрочем, перемирие на руку не только фашистам, но и нам. У нас будет время, чтобы придумать план, как отсюда выбраться. Также, донна Хуанита, мне бы хотелось, чтобы вы приободрили людей. Вы не должны выказывать ни малейших сомнений в том, что переговоры пройдут без сучка без задоринки. Пусть народ в это поверит: пока жива надежда, мы можем не опасаться паники. Ведь если она поднимется, люди натворят глупостей.

— И какие же глупости, с вашей точки зрения, они могут натворить? — поинтересовалась ледяным тоном бабушка Хуанита.

— Не знаю, — Пинсон пожал плечами. — Устроят бунт, попытаются пойти на прорыв… Это будет самоубийством. Если мы рассердим Огаррио, пощады от него не жди. Он безжалостный человек и расстреляет столько, сколько нужно, чтобы нагнать страху на остальных. Как минимум он усилит охрану, и тогда о побеге придется забыть. С другой стороны, покуда он считает нас послушными, охранять нас будет один лишь Фелипе, и если у нас появится возможность бежать, то мы уж сумеем ею воспользоваться. Слушайте, я знаю, вы хотите сказать людям правду, но поймите, среди заложников в основном женщины и дети. Чем меньше они будут волноваться, тем лучше для всех нас.

— Так что будем делать? — Руки Пако дрожали, а на лбу выступили бисеринки пота. — Наврем людям с три короба — скажем, что все в порядке? Ничего лучшего вы не придумали?

— Сеньор, я клоню к тому, что нам надо выиграть время, — умиротворяющим тоном произнес Пинсон. — Будем смотреть в оба и ждать благоприятного случая, чтобы улизнуть.

— В отряде всего тридцать солдат, — сказал Пако. — Нас тоже тридцать. Охранник — один. Не надо держать нас за трусов.

— Простите, сеньор, но даже самому отважному из храбрецов не под силу открыть дверь, запертую снаружи на засов, и защитить женщин и детей от пулеметов, которые стоят на парапетах.

— Бабушка Хуанита, я же говорил, что с этим человеком надо быть настороже, — прорычал Пако. — Вот мы его выслушали, и что дальше? Что он нам предлагает? Сидеть сложа руки и ничего не делать?

— У тебя есть идеи получше, Пако?

— Может, и есть. Завяжем драку с охранником. Пальнем из его винтовки. Выстрел привлечет внимание Огаррио, и он отправит кого-нибудь посмотреть, что происходит. Чтобы попасть в собор, им придется открыть дверь, верно? Один из нас попробует сбежать. Могу я. Сейчас темно, я легко проберусь к стене за семинарией. За ней множество козьих троп — мы в детстве там все облазали. Я свяжусь с фалангистами, расскажу им, что монахинь расстреляли, что у Огаррио всего тридцать человек… Если договоримся, приведу обратно бойцов — по тем же козьим тропам… Нас спасут…

— То есть ты пойдешь на сделку с фашистами? — прищурилась старуха.

— А почему бы нет? Кто нам сейчас враг? Бандиты-сталинисты! Кроме фашистов, нам никто не поможет. Ну, как вам мой план? Что скажете, сеньор Гарсия? Бабушка Хуанита? Ваше мнение?

Пожилая дама невозмутимо посмотрела на пастуха, после чего перевела глаза на бывшего мэра.

— Говори, Эктор.

— По мне так, план хорош, — пожал плечами старик, — если мы хотим спасти одного человека — самого Пако.

— Я с тобой согласна, — Хуанита брезгливо скривилась. — Тебе повезло, Пако. Во-первых, потому что я обещала твоей матушке, когда она была при смерти, приглядеть за тобой. Во-вторых, потому что здесь нет моего сына Хулио. Он давно уже перерезал бы тебе глотку за измену. Ради чего он сложил свою голову? Чтобы ты сдал город фалангистам? Убийцам, насильникам и классовым врагам? С ними вернутся помещики, и мы снова будем, как рабы, гнуть спины на их полях. Или ты запамятовал, что здесь творилось до революции? Да, Огаррио фанатик, он жесток, но он хотя бы готов сражаться с фашистами, а они и наши враги. Стыдись! Я лучше погибну здесь, чем стану лизать сапоги фалангистам.

— Именно это с вами и произойдет, если станете слушать Пинсона. Ищете предателя? Ну так поглядите на него. Я в два счета докажу, что он изменник.

— Я тебя слушаю, — теперь Хуанита смотрела на профессора так же холодно, как минуту назад на Пако.