Книга ароматов. Авторская парфюмерия

Из склепа доносился отраженный от каменных стен хохот. Собравшиеся попятились. Кто-то испуганно побежал прочь, а когда над склепом захлопали гигантские крылья, все ринулись врассыпную. Дракон взметнулся в небо и начал описывать круги над замком.

Талия, увязая туфлями в грязи, быстро шла к замку. На ее лице боролись гнев и смятение. Оставляя грязные следы, она прошла в библиотеку и стала листать старые книги рода.

Поздним вечером Кален обнаружил ее спящей на одной из книг. Почувствовав его появление, Талия встрепенулась.

– Я никого не нашла, – устало сказала она, – Мы последние.

– Кровь, дорогая, кровь, – сказал Кален, налил себе вина из графина и демонстративно выпил.

– Ты не отравил вино в библиотеке?

– Отравил.

Талия уставилась на брата. В ответ он улыбнулся, походил вдоль стеллажей, испытывая терпение сестры, а потом, резко усевшись в кресло, сказал:

– Дядя пил свою кровь!

Драматического эффекта не последовало. Лицо Талии выражало полное непонимание.

Кален вздохнул, откинулся в кресле и лекторским тоном начал объяснять.

– Кровь дракона – самое мощное противоядие, но в большом количестве превращается в яд.

– Бедный дядя, он отравил себя сам, – печально произнесла Талия.

Кален выпрямился, желая посмотреть на невиданное зрелище – печаль сестры.

Но она улыбалась.

– Забудем о яде, – сказала она.

– Поединок на мечах? – спросил Кален.

– Никаких убийств.

– Ты не отступишься, я не отступлюсь, это тупик.

Талия вышла из библиотеки, но вскоре вернулась с красной бархатной шкатулкой и отдала ее Калену.

– Ты уверена? – спросил Кален.

Талия кивнула.

Кален открыл шкатулку, вынул черный перстень с большим красным рубином, встал на одно колено и сказал:

– Бери кольцо пока я не передумал.

Ноты: коньяк, травы, черная смородина, сухой миндаль, кедр, лесные орехи, кожа, роза, вино, мускатный орех, кипарис, древесная пыль, дуб, вишня, кирпич, сухое каберне, мускус.

Nimere Parfums Time Stood Still

В последнем дне лета, там, где туман застилает все, кроме маленького домика на горе, живет часовщик. Каждое утро он выходит на лужайку с большой дымящейся чашкой чая в одной руке и куском вишневого пирога в другой и смотрит на простирающийся по долине туман.

– Скоро осень, – говорит часовщик долине.

Долина отодвигает туман, показывая часовщику зеленые горы, поляны белых рододендронов и голубое небо.

– Лето рано или поздно кончится, – спорит с долиной часовщик.

Долина брызгает в часовщика теплым, моментально высыхающим дождем и окутывает зыбким шершавым на вкус облаком. Часовщик смеется и кричит:

– Последний раз, а завтра наступит осень!

Он возвращается в дом, подходит к стене, на которой висят сотни часов, и отводит каждые на одну секунду назад. Часы не сопротивляются, они уже привыкли. По секунде за день – небольшая плата за одну вечную жизнь великого мастера времени.

Часовщик садится у камина, кидает в него маленькое бревнышко, зябко ежится и наливает новую чашку чая. За окном барабанит дождь, он сильный, холодный, почти осенний, он будет лить весь день, до самой ночи, в ярких звездах которой маленькие секунды сольются в новый последний день лета для одного крошечного домика высоко-высоко в облаках, где небо опускается на землю.

Ноты: печенье, ягодный сироп, безе, арахис, древесина, сироп шиповника, черника, пьяная вишня, вишневая косточка, рододендрон кавказский, пряности, ветивер, роза, ладан, кожа, кедр, влажная почва, дождевая вода, мед, шерстяные нитки.

Nimere Parfums Melancholy. Letters Wallice

Пыльные фиалки и недопитый коньяк.

Мятые простыни на полу.

И не вздохнуть полной грудью никак, воздух ускользает в дыру.

А дыра – вырванный клок, там где сердце ранее билось.

Я серая тень – морок, взяла растворилась.

Словно и не было никогда, ластиком плавно стираю

Секунды, минуты, дни и года, но остаюсь, продолжаю.

Выйду в парк я в туманную даль, вдруг запахнет вокзалом,

И Есенин с губ – мне не жаль, удостоюсь я малым.

Падают листья не в такт, просят крошек синицы.

Вроде все, как всегда, но не так, расплываются лица.

На обрывках размокших газет тушью черной пишу завещанье,

На аллее лишь дым сигарет и забытая чья-то сандаля.