Книга Астрид (СИ)

— Спасибо, — говорю я, а Готи исчезает в проходе.

Миссис Хеддок смотрит на мое лицо в зеркале. Она отпускает мои волосы, и они спадают на спину.

— У тебя волосы твоей матери. Они такие же, как у нее. Цвет свежего меда, — я не понимаю, злиться ли она или это комплимент.

Я начинаю уставать от того, что меня постоянно сравнивают меня с мамой.

— Вы тоже знали мою мать? — спрашиваю я.

Миссис Хеддок улыбается, но невесело.

— Умная женщина всегда знает своих конкуренток.

Вот и ответ на вопрос. Ее сердце пело в день, когда они нашли мою мать, свисающую с дерева, потому что ее соперница, наконец, ушла.

— Вам не нравится, что я замужем за вашим сыном? — спрашиваю я.

Миссис Хеддок вздыхает.

— Мне не нравится то, что я смотрю на тебя, а вижу ее. Но что бы ты не думала, я понимаю, что это не твоя вина, — она сжимает свое жемчужное ожерелье на шее.

— Я хочу, чтобы мой сын был счастлив. И если ты можешь сделать его счастливым, то все в порядке.

Я заметила, что мое счастье не считается. И я знаю, что если миссис Хеддок хотя бы догадывалась о моих намерениях, она бы не колебалась ни секунды, чтобы уничтожить меня. Я

думаю, она очень безжалостная.

Готи возвращается с коробкой с бисера, которую показывает миссис Хеддок. Они немного поспорили, что именно сделать с моими волосами.

— Поднять их вверх? — спрашивает Готи, глядя на мою гриву.

— Нет, ей будет тяжело, — говорит миссис Хеддок. — Может, сделать косу?

Я смотрю на нее в зеркало и думаю, что она немного смягчилась. Она смотрит на меня в ответ и улыбается уголками губ.

— Держись, Астрид, — говорит она. — Мы далеки от завершения.

========== Глава 18. ==========

С середины лета начинается долгий, медленный спуск в осень, моя жизнь приобрела новый ритм. Я просыпаюсь рано и завтракаю с Иккингом перед работой. Вечером мы занимаемся

рутинными делами, вместе ужинаем, а потом Иккинг начинает чинить что-нибудь по дому. В выходные дни, я люблю читать или просто наблюдаю за Иккингом.

Нам стало легче общаться друг с другом, чем в начале. Мы говорим о безопасных вещах —о моей работе, предстоящей зиме, о планах на празднование Дня рождения его отца. Мы не трогаем

друг друга. Но отсутствие контакта не дарит мне облегчения, на которое я надеялась.

Я знаю, что дни уходят. Мой отец дал мне время, как и обещал. Но он не может позволить себе ждать вечно. Три месяца пройдут очень быстро. Всякий раз, когда я представляю Кэтрин в

моей голове, я вижу ее, стоящую со скрещенными руками. «Поторопись, Астрид.» словно говорит она.

Когда я прохожу домой после работы, я чувствую вкусный запах, хочу есть, но не вижу Иккинга, поэтому зову его.

— Я здесь, — отзывается он с веранды.

Я выхожу к нему и вижу сидящим на диване. Стол накрыт скатертью, а на нем ассортимент из мясных блюд и сыров, свежих фруктов, нарезанных овощей и кусочками хлеба. А в середине стоит подсвечник со свечами.

— Что это? — спрашиваю я.

— Решил устроить пикник, — говорит Иккинг. — Полу-крытый пикник, — уточняет он и смеется.

Я улыбаюсь, снимаю туфли и сажусь напротив него на кресло.

— Но сначала нужно приготовить еду, — говорит он с ухмылкой.

Мы со смехом готовим маленькие сэндвичи с мясом и Иккинг толкает мне коробку клубники, а я, хотя сначала отказываюсь, с радостью съедаю всю. Когда мы заканчиваем готовить

сэндвичи, я понимаю, что уже сыта.

— Ой, я объелась, — говорю я, откидываясь на спинку дивана.

— В этом и смысл пикников, — смеется Иккинг.

— Зачем свечи? — спрашиваю я с интересом.

— Я подумал, что мы могли бы зажечь их и притвориться, что мы в летнем лагере.

Я не понимаю, шутит он или нет.

— Я никогда не была в летнем лагере.

— Никогда?

Я качаю головой. Мой отец не любил, когда мы с Кэтрин далеко от него. Он боялся, что мы выйдем из-под его контроля.

— Ну, теперь мы должны зажечь их, — говорит Иккинг. Он опускается на колени рядом со столом и зажигает свечи: три широкие и маленькие и две высокие и тонкие. Когда они загораются, он снова садиться напротив меня.

— Что вы обычно делали в лагерях? — я почему-то волнуюсь.

— Глупости, в основном. Ты знаешь… — он внезапно осекается. — А нет, ты не знаешь.

Я закатываю глаза.

— Ночью мы сидели у костра и рассказывали страшные истории. Иногда мы пытались играть в бутылочку, но вожатым это не нравилось. Они пытались защитить нас от добрачной

связи, — теперь он закатил глаза.

Я не смотрю на него, когда задаю свой вопрос.

— Тебе нравился кто-то в лагере?

— Нет, — говорит Иккинг. — Я играл в бутылочку. Но там никогда не было конкретной девушки, я просто надеялся на поцелуи, — он хмыкнул.

Мы смотрим друг на друга и я знаю, я

должна задать еще один вопрос или сказать что-нибудь, чтобы нарушить молчание, но мое сердце колотится в моем горле.

— Но моя любимая игра «правда или действие», — говорит Иккинг, в конце концов.

— Что это за игра? — спрашиваю я. Я делаю глоток из своего бокала.

— Ты никогда не играла в правду или действие? —Иккинг удивленно поднимает брови.

— Я никогда не играла в подобные игры, — я пожимаю плечами.